Социальные мифы не только отражают или искажают реальность, но и вносят свою лепту в происходящее. Каждая историческая эпоха порождает свои мифы, такие как, например, описанные К.Г. Юнгом средневековые истории об эпифаниях (богоявлениях) и современные мифы о летающих тарелках (Юнг, 1994). Во власти мифа заставить людей во всем необычном видеть знаки божественного присутствия или напряженно ожидать контактов с внеземной цивилизацией. С течением времени мифы перестают иметь дело только с богами и героями, как это делали мифы древности. В современном мире социальные мифы чаще всего конструируют некие стереотипы общественного сознания, названные Х. Арендт «идеологическими предрассудками».
Шовинизм, который владел умами гитлеровских наци, — это тоже один из «идеологических предрассудков», построенных на мифе. Шовинизм густо замешан на фанатичном патриотизме, его любовь ко всему «своему» насыщена агрессией и ненавистью ко всему «иностранному». Имя этому разжигающему рознь между народами и людьми чувству дано в честь Никола Шовена, героя Гражданской войны, сражавшегося за Республику и Империю, яростного приверженца Наполеона I. Объясняя, что такое шовинизм, все энциклопедии ссылаются на рядового Никола Шовена, известны его патриотические речи, крестьянская прямота суждений, мужество на поле боя, его семнадцать ранений в грудь, только в грудь, ни одного в спину. Он стал олицетворением патриотизма простого француза, солдата и землепашца, он очень много сделал, оставив глубокий след в истории, но… он никогда не жил. Историкам не удалось найти реального Никола Шовена (де Пюимеж, 1999, с. 15–41). Н. Шовен — патриотический миф, который скромно отошел в тень, уступив место абсолютно реальному шовинизму, ставшему воплощением самого агрессивного национализма.
Тоталитарные системы, как было показано Х. Арендт, рано или поздно приходят к террору. Но террор — отнюдь не изобретение XX столетия. Просто тоталитарные режимы ушедшего века, опираясь на средства массовой информации, на административные ресурсы, на достижения технического прогресса, вывели репрессии на уровень своего рода отлаженного производства, тем самым достигнув небывалых для тираний, деспотий и удельных диктатур количественных показателей.
Исторические лики террора разнообразны. Наверно, наиболее давний террор, по крайней мере в истории Европы, связан с охотой на ведьм.
Настоящая работа — это не историческое исследование явления, которое вошло в науку под названием «охота на ведьм». Это, скорее, исследование мифа о ведьмах и злокозненном заговоре против всего человечества и его функционирования в обществе. Поколение за поколением историков пытается понять, что было началом охоты на ведьм, в какой среде она зародилась, как воспринимались гонения их современниками. Только отдельным аспектам охоты на ведьм посвящены целые монографии (Macfarlane, 1970; Thomas, 1971; Тревер-Ропер, 1982; см. также: Шверхофф, 1996, с. 306–330). Здесь же очень кратко рассказывается об основных вехах развития идеи еретического колдовства и приводятся некоторые поражающие воображение подробности преследований ведьм и эпидемий одержимости. Данная работа — это попытка различить в описаниях той давней охоты за ведьмами наиболее общие механизмы перехода общественного сознания от мифа к социальной фобии, от толерантности к террору.
«Охота на ведьм» — это выражение уже давно стало идиомой, именем нарицательным, синонимом террора, репрессий, маниакальных преследований. «Охота на ведьм» — это эпоха всеобщего страха, постоянный поиск виновных и разгул карающего молоха, равно опасного и для жертв, и для палачей. Это синоним кровопролития, которое, как показывает опыт истории, ни к чему не ведет, кроме разрухи и развращения общества.
Сама иллюзия существования и поиска «ведьм» — это своего рода «навязчивая идея» всей истории человечества. Есть такой враг, которого надо уничтожить любой ценой, уничтожить — и всем сразу станет легче. Эта идея красной нитью пронизывает различные исторические эпохи, органично вплетается в трактаты демонологов, спокойно сосуществует с прогрессивными научными и просветительскими идеями, следует по пятам различных социальных утопий и расцветает пышным цветом в атмосфере революционных преобразований. Протестанты охотились за католиками, католики — за протестантами всех мастей; инквизиторы — за еретиками; карбонарии Великой французской революции охотились за роялистами; большевики — за «гидрой мировой контрреволюции»… В разное время в роли «ведьм» выступали и выступают гугеноты и иезуиты, иноверцы и нацменьшинства, враги народа и евреи, космополиты и «лица кавказской национальности»…