Астрид Фритц
Охота на ведьму
Справедлив закон не оставлять ворожею в живых, ведь много горя приносят они, пусть иные и не замечают того; воруют они молоко, масло и иное от коровы взятое из жилищ людских, сжимая руку на платке, столешнице или двери, изрекая слова силы и думая о корове. Дьявол же переносит молоко и масло на сжатое рукою ведовской. Наводят они порчу на дитя, чтобы плакало оно, не ело, не спало и проч. Неведомые хвори, что тело разъедают, насылают они на колена людские. Коль увидишь таких женщин, узришь, что дьяволом отмечен облик их, то видел я и сам. Потому смерти надлежит их предавать.
Originally published under the title DER HEXENJA..GER
Переведено по изданию:
Fritz A. Der Hexenа. ger: Roman / Astrid Fritz. – Reinbek bei Hamburg: Rowohlt Taschenbuch Verlag, 2018. – 448 p.
Перевод с немецкого Олеси Малой
Він прийшов у її дім, коли юна Сюзанна поринула в самотність. Її мати Маргарита загинула за загадкових обставин. Ходили чутки, що вона була відьмою, бо ходила уві сні… Настоятель місцевого домініканського монастиря отець Генріх обіцяв Сюзанні заспокоєння та відпущення усіх гріхів, а також упокій душі матері. Та турбота Генріха переросла в дещо інше, у небезпечну залежність… Якби дівчина знала, хто він насправді! І в яку страшну гру грає з нею мисливець…
© Rowohlt Verlag GmbH, Reinbek bei Hamburg, 2018
© DepositРhotos.com / Genika, обложка, 2019
© Hemiro Ltd, издание на русском языке, 2019
© Книжный Клуб «Клуб Семейного Досуга», перевод и художественное оформление, 2019
Глава 1
Селеста, Эльзас, июнь 1484 года
Последние соседи покинули дом, отправляясь трудиться этим солнечным утром начала лета. Свечи в комнате догорели, а до сих пор закрытые ставни приглушали звуки, доносящиеся из переулка. И только тихое дыхание моего старшего брата Мартина, прикорнувшего на лавке в нише у окна, нарушало гнетущую мрачную тишину.
Я отерла слезы с лица и подошла к дубовому столу, где в погребальном саване лежало тело моей матери. Белый лен закрывал ее до плеч, скрывая изувеченные ноги и руки, и лишь лицо после падения с такой высоты осталось целым. Однако оно не было умиротворенным, как у нашей младшей сестренки, когда та умерла. На тонких, почти еще девичьих чертах застыли боль и отчаяние.
Я осторожно коснулась ее холодной щеки и громко вскрикнула. Мартин вскинулся ото сна.
– Прости, – пробормотал он. – Должно быть, я уснул.
Он одернул черно-белый хабит[1] и смущенно оглянулся.
– Отец и Грегор еще не вернулись?
Я покачала головой, не решаясь отвести взгляд от тела матери. Еще вчера вечером она шутила с нами за ужином, наконец-то отринула скорбь всех этих дней, радовалась… С аппетитом ела квашеную капусту и сало, расспрашивала папу о работе, сказала нам, что с завтрашнего дня хочет вернуться в лавку.
После ужина она не пошла сразу в спальню, как прежде, а помогла мне убрать со стола и вымыть посуду. А отходя наконец ко сну, я слышала, как она тихонько поет псалмы в соседней комнате. Теперь же она лежит передо мной, безжизненная оболочка, лишившаяся всего, что составляло ее естество.
По спине у меня побежал холодок. Больше никогда не смогу я сесть за этот стол к воскресному ужину, не вспоминая о смерти своей матери.
– Где же они? – Голос Мартина доносился до меня будто издалека. – Они должны были давно вернуться.
Я не ответила. И вдруг ощутила облегчение оттого, что в доме воцарилась тишина после этой кошмарной ночи, когда мы с отцом и двумя моими братьями плакали от отчаяния и молились, пока утром в дом не явилась толпа соседей, друзей и знакомых, чтобы попрощаться с матерью и утешить нас. Должно быть, известие о ее смерти разнеслось по нашей улице, точно пожар.
Мартин подошел ко мне.
– Скоро придет священник, – сказал он мягко, так, как говорила наша мать. – Тебе нужно идти в кухню приготовить поесть. А я пока принесу кувшин вина из погреба и зажгу новые свечи.
– Еще есть время.
Я все гладила маму по лбу, глазам, щекам. Наконец отвернулась и без сил опустилась на стул у двери. Невзирая на тишину в доме, в ушах у меня взвился крик моего старшего брата Грегора, когда он разбудил меня ночью: «Сюзанна! Проснись! Случилось страшное!»
Мама лежала во дворе под звездным небом, руки и ноги вывернуты, глаза широко распахнуты. Такой нашел ее отец. Он как раз вносил ее в дом, когда я сбежала вниз по лестнице и, дрожа в тоненькой рубашке, замерла. Мама была без сознания, тяжело дышала, но была еще жива, когда отец Оберлин, священник, которого привел Грегор, отпустил ей грехи и окропил ее святой водой. А когда чуть позже пришел врачеватель[2], ему оставалось только сказать нам, что она мертва. И мой отец осел на холодный каменный пол, воя, точно раненый зверь, а не человек. Я тогда еще ничего не поняла и, словно в кошмарном сне, все повторяла: «Почему?» – но никто не отвечал мне. И только когда Мартин прибежал из монастыря, отец постепенно утихомирился. Тогда мою мать уже положили в комнате, были произнесены первые заупокойные молитвы, и я получила ответ на свой вопрос.
1
Хабит – облачение монахов и монахинь, отличается цветом в зависимости от ордена. (
2
Врачеватель (мастер-хирург) – в отличие от образованного мастера-медика являлся ремесленником и пользовал низшие сословия, занимался хирургией, часто выполнял и работу цирюльника. Наряду с городской повитухой и аптекарем, как правило, уступал по уровню городскому лекарю.