Торой покачал головой. Похоже, старуха и впрямь была не в себе.
— А много народу-то от её колдовства умерло?
Колдунка потёрла подбородок, припоминая:
— Нет, не много, человек десять…
В ответ волшебник только крякнул, мол, ничего себе «немного», а Люция продолжила:
— Да и те десять все были стариками — дряхлыми и недужными. Ну и умерли одинаково (почему, собственно, на бабку и погрешили деревенские) — высохли за считанные дни — кожа да кости.
Некоторое время собеседники просидели в молчании. Ведьма вспоминала бабку, маг — руну Чие. Наконец, Торой нарушил тишину, он принял решение, которое казалось единственно верным, а именно, рассказать Люции о случившемся — низложении, встрече с Рогоном, Книге. В конце концов, девчонка уже дважды спасала ему жизнь, да и, по всему видно, была далеко не глупой, вдруг, даст дельный совет? Он лишь скомкал нелепый рассказ о том, как очнулся в теле Рогона, один пёс, ничего дельного тогда не увидел и не услышал. А про Алеха… про Алеха и вовсе рано рассуждать, всё же его роль (если таковая и имелась) во всей этой истории оставалась совершенно непонятной, чего уж тут догадки строить.
Но и без того рассказ получился долгим. За окном разлилась чернильная, истекающая нудным дождём ночь, семейство Ульны угомонилось, и уже не было слышно в доме ни шагов, ни детского смеха, ни надтреснутого старческого голоса бабки. Ведьма слушала откровения волшебника с видом значительным и серьёзным, лишь иногда перебивала, чтобы задать вопрос, но чаще молчала, глядя в тёмное окно. Лишь один раз озадачилась, спросив:
— Разве у Рогона была жена?
Торой посмотрел на колдунку с подозрением — не ёрничает ли? Но нет, она была до крайности серьёзна, потому он лишь отмахнулся:
— Конечно, была. У всех хотя бы раз в жизни была жена.
Люция в ответ рассеянно покачала головой, из чего волшебник сделал вывод, что странная наставница не особо много рассказывала своей воспитуемой о великом маге…
— Я совсем запуталась, — наконец, подвела юная ведьма итог. — Значит, у нас есть вот этот нож, которым неизвестно как пользоваться, вот эта Книга, в которой ничего нельзя прочесть, вот этот листок с руной Чие, назначение которой тоже совершенно непонятно, и мальчик не способный к волшебству. А у той странной ведьмы какое-то стародревнее зеркало и целая армия всяких колдунов.
Волшебник кисло кивнул — точнее и не скажешь. И правда, положение незавидное, да чего там — вообще плачевное.
— Я могу лишь предположить, что мальчик и зеркало как-то связаны между собой. И эта связь, по всей видимости, очень крепка, раз ведьма так жаждет заполучить паренька. Может, без него зеркало не работает? — Торой осёкся, поняв, что зафантазировался.
Но колдунка, похоже, разделяла его предположения и не видела в них ничего смешного. Девушка задумчиво покивала, а потом сказала:
— Торой, ты же виделся с Рогоном, почему ты ничего не спросил, если не про зеркало, так хотя бы про нож или там Книгу? Ну, нельзя же быть таким бестолковым!
Волшебник вздохнул:
— По правде сказать, меня больше занимал не нож и даже не Книга, а… собственное бессилие. Ну и ещё… я растерялся.
— Так тебе и надо, — заключила ведьма, — не будешь впредь обманывать порядочных людей, то есть меня. Подумать только! Наврал с три короба, а на самом деле увязался следом только потому, что не умел колдовать! А если бы Рогон не вернул тебе Силу, ты бы и дальше меня морочил?
Она надулась. Было до слёз обидно, что волшебник так дерзко её обманул. Вот только Торой явно не разделял гнева юной ведьмы. Спокойно и даже немного равнодушно он парировал:
— Кто бы говорил про порядочных людей. Забыла, как сдала меня Сандро? Или, может, напомнить, как спёрла меч и деньги? Или про этот твой приворот? И вообще, это ещё поглядеть, кто за кем потащился.
Девчонка пристыжённо засопела.
— То-то же, — наставительным тоном закончил волшебник, — а то ишь, разошлась, невинная жертва.
За дверью комнатушки что-то едва уловимо зашуршало. Маг метнул на колдунку настороженный взгляд, но та лишь пожала плечами. Торой, не вставая с постели (ага, встанешь тут, если сидишь, запутавшись в одеяле, и вид имеешь самый непрезентабельный) лёгким усилием Воли потянул дверь на себя. В тёмном проёме нерешительно переминался с ноги на ногу Эйлан. На мальчишке была длинная, до пола, ночная рубашка, в которой он очень сильно походил на усталое одинокое привидение.
— Я только спросить… — начал оправдываться пойманный с поличным.
— И как давно ты там подслушиваешь? — ледяным голосом осведомился маг. Этот повелительный тон мало сочетался с его внешним видом — всклокоченные волосы, набедренная повязка из одеяла… Но на Эйлана, похоже, подействовало, ибо он покраснел и захлопал глазами.
— Нет! Я только что… Я спросить… А тут свет… Я, думал, уйти… А вы говорите… Вот я и ждал… — залепетал он.
— Да входи уж, — сжалилась сердобольная ведьма.
Эйлан протопал босыми пятками по дощатому полу и тут же, не долго думая, шмыгнул на кровать между кутающимся в одеяло волшебником и колдуньей. После непродолжительного ёрзанья и сопенья мальчик, наконец, устроился и нерешительно задал вопрос, который терзал его с самого утра:
— Торой, зачем та противная тётка хотела меня забрать?
Маг и его полуночная собеседница переглянулись, не зная, что соврать. В конечном итоге волшебник решил, что лучше всё-таки сказать правду, ну и сказал:
— Видишь ли, Эйлан, из мастерской твоего деда пропало старинное зеркало. Мы подозреваем, что это зеркало какое-то особенное и, по всей видимости, ты имеешь к нему самое прямое отношение. Впрочем, никто не собирается тебя отдавать злым колдунам, так что не бойся.
Мальчик внимательно посмотрел на Тороя и, округлив глаза, сказал:
— Но ведь их больше!
Волшебник отрезал:
— Зато мы сильнее.
Надо ли говорить, что на самом деле Торой в этом, ой, как сомневался.
Однако внучок зеркальщика бравирования не раскусил, и категоричное заявление старшего под сомнение не поставил. Мальчик лишь теснее прижался к тёплому (хотя и сильно костлявому) боку Люции и прошептал:
— Дедушка говорил, что у меня золотые руки. Только я на самом деле ничего не умею. Но всё равно он обещал, что из меня получится лучший мастер в роду. Говорил, какой-то волшебник сказал. Может, я сделаю колдовское зеркало?
Торой окаменел.
Ну, да, конечно, как же он мог не догадаться! Мальчик не был волшебником, он был носителем Дара, то-то волшебный огонёк в его руках переливался всеми оттенками золотого! Маг пристыжённо покачал головой. А косоглазая была права, назвав его дураком. Как он мог, как мог не обратить внимания на столь явный знак? Собственно, тогда он ещё не полностью очухался и всецело был поглощён собой, да ещё приближающейся Нирин, где уж тут задуматься об изменениях цвета. Но всё же оправдать такую губительную невнимательность никак нельзя. Носитель Дара! Подумать только! Великая редкость не то что среди людей, но даже среди долгоживущих гномов и бессмертных эльфов. Конечно, виртуозных умельцев и среди тех и среди других бессчётное множество, но подлинных Мастеров, Искусников… Вероятно, не больше сотни.
— Так ты будущий Искусник. Вон оно что… — прошептал волшебник. — Как же я не догадался!
— Чего? — переспросила Люция.
— Он носитель Дара — будущий Искусник, понимаешь? — однако заметив глуповатое выражение на лице колдунки, волшебник счёл нужным пояснить. — Ну, вот есть среди людей такие умельцы, которые изготавливают даже не произведения искусства, а настоящие волшебные вещи — их творения обладают огромной Силой.
Мальчик и девушка переглянулись.
— Он маг-ремесленник? — уточнила Люция.
— Нет. — Торой задумчиво посмотрел на Эйлана. — Он лучше. Маг-ремесленник обычный слабосильный волшебник, вкладывающий крохи Могущества в вещи, которые изготавливает. А настоящий Искусник вкладывает не Силу, он вкладывает душу, оттого и вещи особенные, штучные. Маг-ремесленник может изготовить сотню одинаковых волшебных побрякушек, а настоящий Искусник каждому своему изделию придаёт исключительные свойства. Брось, Люция, неужели тебе неизвестны столь очевидные вещи!