В свою очередь Люция совершенно не разделяла кошкиной настороженности. Напротив, обрадованная появлением собеседника, который охотно отвечал на её многочисленные вопросы, девушка пользовалась удобным случаем и выведывала у эльфа тонкости колдовства.
— А ты можешь меня научить превращаться в летучую мышь?
«Конечно, — приревновал незаметно для себя Торой, — зачем ей теперь волшебник, когда появился такой интересный единомышленник».
— Ну… — замялся остроухий ведьмак, — это достаточно сложно. Конечно, если ты в совершенстве владеешь умением летать на помеле…
Колдунка горестно вздохнула:
— Не владею. Бабка не успела толком научить…
Алех на это беззаботно махнул рукой:
— Я научу, если будет время. Думаю, за два-три года при должном старании ты всё освоишь…
Ведьма посмотрела на него с обожанием.
— Алех. — Прервал идиллическую беседу Торой. — А как ты нас нашёл?
Эльф приложил компресс с наговоренными травами к синяку и, откинувшись на спинку кресла, ответил:
— Это было несложно. Рогон ведь советовал тебе отправиться именно в Гелинвир — крепость испокон веку считается самым надёжным укрытием. У меня, конечно, были некоторые сомнения в том, что ты прислушаешься к этой рекомендаци. Но, уже будучи в Фариджо, я обнаружил след твоего волшебства — этот дождь. Он буквально пронизан магией. Ну и ещё я видел некую яблоню во дворе одной старой деревенской бабки…
Чародей улыбнулся, вспомнив Ульну.
За окном тем временем забрезжил рассвет. Алех опасливо покосился на высокие створки и с робкой надеждой в голосе спросил:
— Ты убрал тела?
Торой кивнул. Он знал, сколь сильно эльфы боятся смерти и всех её ритуалов, а потому не удивился, услышав в голосе Бессмертного плохо скрываемую дрожь.
— Алех, а у тебя нет предположений, кто затеял эту канитель с зеркалом?
Ведьмак, придерживая компресс, со вздохом ответил:
— Увы…
Торой вздохнул:
— Ясно одно: кто бы это ни устроил, он начисто лишён сантиментов. Это крайне беспринципное создание, для которого смерть сотен людей — недостойная внимания мелочь. Честно говоря, я даже подумал, что это ты…
Алех насмешливо приподнял бровь, словно вопрошая, мол, чем обязан?
— Да потому, — пояснил Торой, — что только эльфы могут вот так, безжалостно, вершить чужие судьбы, особенно, если это судьбы человеческие. А, когда Рогон сказал мне, что ты был ведьмаком, то…
— Можешь не продолжать, — обиженно прервал его Алех, переплетя красивые пальцы. — Фантазия у тебя всегда была отменная. Могу представить, каким чудовищем я вмиг оказался.
Волшебник уныло кивнул. Люция присела на подлокотник его кресла и ободряюще потрепала по плечу. От эльфа не укрылся этот знак внимания, и он вздохнул, как будто неожиданная ласка напомнила ему что-то не очень весёлое.
— Люция, если у тебя ещё есть травы, поделись, я приготовлю что-нибудь от горла. — Вежливо попросил Бессмертный, которому надоело жалобно сипеть.
Юная ведьма снова погрузилась в дебри тощего, но, как ни странно, совершенно бездонного узелка. Она ковырялась довольно долго, однако никак не могла отыскать нужные травы. Досадливо вытащила мешающую поискам склянку с какой-то мазью, Тороев кошёль с золотыми, а в завершение — давешнюю тарелку, в которую волшебник наблюдал за Нирин.
Увидев тарелку, Алех вскочил, совершенно забыв про компресс. Тряпка с травами шлёпнулась на пол, и Торой с удивлением увидел, что от синяка, так ловко наставленного им эльфу, не осталось и следа.
— Откуда у тебя это? — сдавленным голосом поинтересовался ведьмак, поворачивая в руках колдовское блюдо то так, то эдак. — Откуда?!
Он схватил девчонку за плечи и встряхнул, требуя немедленного ответа. Вид у Бессмертного был полоумный — от спокойной сдержанности не осталось и следа, огромные глаза пылали, тело сотрясала дрожь.
— От б-б-бабки… — испуганно выдохнула Люция и тут же принялась оправдываться, неправильно истолковав волнение Алеха. — Это моё, я не украла! Когда бабку сожгли, я…
— КТО? — взревел эльф. — КТО была твоя бабка?
Люция шарахнулась от сумасшедшего ведьмака, а на тахте проснулись и испуганно начали озираться сонные мальчишки, даже Кошенька и та бодро встряхнулась, снова приготовившись к бою.
— Прекрати на неё орать, иначе наставлю второй синяк. — Зло отчеканил Торой, которому не нравилось смотреть как Люция вжимается в стену.
Усилием воли эльф взял себя в руки и с расстановкой спросил:
— Люция, скажи мне, кто была твоя бабка?
Девушка растерянно захлопала глазами:
— Не знаю… Просто бабка… Старая ведьма, мы рядом с флуаронской деревенькой жили, ей меня подкинули ещё в младенчестве…
— Как? — снова взвыл от нетерпения Бессмертный. — Как её звали?
— Я не знаю! — плачущим голосом крикнула Люция. — НЕ ЗНАЮ! Я называла её бабушкой, а деревенские или госпожой, или старой каргой — заглазно.
Алех открыл рот для очередного вопроса, но тут сильные руки схватили его за плечи и развернули. Торою надоело наблюдать за непонятной истерией, и он решил внести коррективы в ход беседы.
— Да объясни толком, в чём дело, хватит её пугать! Не на допросе! — рявкнул маг на эльфа.
Люция захлопала глазами — Торой заступился за неё впервые. Ведьме было и приятно, и жутковато — ну как сейчас затеют драку?
— Прекрати! — она отцепила Тороевы руки от плеч ведьмака.
Тот высвободился и, потрясая блюдом, словно шаман бубном, зачастил:
— Такая тарелка всего одна. Понимаешь? Одна! И это я, я её сделал! Для женщины, которая была мне очень дорога. То было три с лишним столетия назад.
Торой махнул рукой и сказал:
— Наставница Люции, конечно, была стара, но явно не настолько. Наверное, твоё блюдо просто украли или передали по наследству.
Алех смотрел на Тороя огромными, потемневшими от горя глазами. И это горе показалось волшебнику знакомым — такой взгляд бывает у того, кто навсегда потерял любимого человека.
— Нет. — Выдохнул эльф. — Блюдо перестало бы существовать, случись нечто подобное. О, Силы Древнего Леса, она… она жива!
Торой не знал, чему больше удивляться — тому, что эльф, входящий некогда в состав Великого Магического Совета, употребил свойственное лишь колдунам и ведьмам славословие или выражению его глаз, слишком живому, слишком человеческому и столь чуждому сдержанным бессмертным — выражению любви и отчаяния. Алех прижал уродливое блюдо к груди и судорожно вздохнул.
Мальчишки некоторое время таращились с софы на взрослых, а потом, усталые и сонные, снова свернулись калачиками и дружно засопели. Эльф же опустился в кресло и, поглаживая нервными пальцами эмаль старой тарелки, жадно всмотрелся в безыскусный узор.
— Покажи мне её… — тихо попросил, нет, приказал он колдовскому блюду. — Покажи мне её!
А память сердца оглушила, ослепила и навалилась всей своей тяжестью.
Пока эльф, волею судеб вернувшийся в Гелинвир, лихорадочно сжимал в руках столь ценное для него блюдо, за десятки вёрст от магической столицы взошло солнце. На самой окраине королевства Флуаронис, называемой в народе Приграничьем, первые робкие лучики боязливо скользнули по янтарным стволам сосен, приласкали кучерявую зелень кустов бузины и весело рассыпались по белым полотнищам разбитых на опушке шатров.
Окажись где-нибудь поблизости случайный грибник, ему осталось бы лишь недоумевать, откуда здесь — так далеко от наезженных трактов — взялись неведомые путники, да мало того, что взялись, так ещё и лагерем встали? Впрочем, случайного грибника в такой глуши вовек не сыскать, а потому дивиться на странников было некому.
Маленький лагерь безмятежно спал. Его обитатели знали — никто не потревожит их покой, а, стало быть, им можно как следует отдохнуть перед долгой дорогой.