– Скажу, что вы правы, – ответил я, еще раз коснувшись салфеткой губ и оставляя ее скомканной на столе. Разомлевший от доброй еды, встал. – Почивать, любезный Пантелей Ионович, почивать. Ведите меня!
Дворецкий сам освещал мне путь, чинно выставив вперед руку с подсвечником. «Сюда, Петр Ильич, сюда, – приговаривал он. – Флигельки замерзли совсем! – разочарованно сказал он. – А в комнате, что ваша, может, и не так просторно, но там у нас печная труба проходит, да широкая, в полстены, тепло будет! И наливочки вам поставим графинчик, а вдруг не стерпится? Я уже распорядился, – заверил он. – Да и пирогов положили – с яблоками и с вишней засахаренной!» «Уж больно лилейно он щебечет! – думал я. – К чему бы это?» Мы проходили по коридору, когда я услышал звонкий женский голос. Звучал он приглушенно, но как звучал! Далеким колокольчиком! «В лу-унном сия-янье, – пела женщина, – сне-ег серебри-ится!..» Я даже замедлил шаг. «Марфуша!» – тотчас догадался я, но постарался скрыть свой интерес от провожатого. А вот он заговорил еще громче, да нарочито: «Спать будете в этой комнатке да после нынешнего ужина – аж до полудня, а то и до обеда! Слово даю! О зиме забудете-с!» Камердинер скоро говорил еще что-то, но я только, раздражаясь, хмурился. Голос! Женский голос! «Вдо-оль по доро-оге тро-оечка мчится!..» Он точно выводил пронзительно-нежную трель! Да-да, Марфуша! А ее припев, это чудесное «динь-динь-динь» – так и совсем обезоруживало. Никто бы другой в этом доме не сумел петь так проникновенно, легко и светло одновременно. Только женщина, способная мечтать и плакать. Только та, которой дано чувствовать тонко и, конечно, любить! Я шел за дворецким, а все прислушивался к ее голосу, таявшему в коридоре поместья, и когда Пантелей Ионович вновь навязчиво заговорил о какой-то безделице, точно и не было рядом этого звонкого и бесценного чуда, я едва сдержался, чтобы не цыкнуть на него, как недавно он цыкнул на красавицу Марфушу.
– Вот и ваши апартаменты, – сказал камердинер, отпирая ключом двери и толкая их вперед. – Прошу, будьте как дома!
Я вошел в хорошо натопленную комнату, принял от камердинера подсвечник и тотчас же сказал:
– Ну, всего доброго, Пантелей Ионович! Спокойной вам ночи! Спать хочу – умираю! В объятия Морфея, и тотчас же! Всего доброго!
И, перехватив ключ, выпроводил камердинера вон. Надоел, приставучий! Но как только шаги Зыркина смолкли, я направился к столу, поставил подсвечник, окинул взглядом ночную трапезу. Все тут было для того, чтобы усыпить меня, добить-таки! И наливка-то двух сортов, и пирогов целое блюдо, да еще половина курицы с квашеной капустой. И миска все тех же ароматных моченых яблок! «Ого! – подумалось мне, – отчего ж я не Гаргантюа? Да они меня хотят не до обеда, а до самого ужина промурыжить здесь! Или хуже того – заворот кишок мне устроить?» Впрочем, не они, а Пантелей Ионович Зыркин. Не было сомнений, это он желал мне самого тяжелого и непробудного сна! Я вернулся и тихонько приоткрыл дверь. Тишина! Я вышел в коридор, запер дверь и двинулся в темноту, а именно в ту сторону, откуда пришел. И вот уже после поворота и еще шагов двадцати я услышал все тот же голосок – высокий, звонкий, чистый! Замерев, я прислушался: «Не брани-и меня-я, родна-ая, что я та-ак люблю-ю его-о!..» Я сам не заметил, как шагнул вперед, и голос усилился: «Скушно, ску-ушно, до-оро-огая жить одно-ой мне бе-ез него-о!..»
«Господи, что я делаю?!» – думал я, уже стоя рядом с дверью Марфуши. А если это и не она вовсе? Что тогда?! И что мне тут надо?! «Как дурак, как дурак! – озираясь, терзал я себя. – Но ведь я же не просто так тут рыскаю – я сыщик, ищейка!» Притянула ведь она меня за руку, шепнула: «Найдите меня, сударь! Нынче же найдите! Многое расскажу!..»
Вдруг щелкнул замок – я весь собрался! – и дверь открылась. И сразу же я увидел силуэт незнакомой женщины на фоне неяркого света. Она шагнула ко мне в ночной рубашке, под которой читалось обнаженное тело. Незнакомой?! Меня обманули длинные распущенные волосы – до самых ягодиц! Контур их широко золотился в дрожавшем пламени свечей в глубине комнаты.
Это была Марфуша! Ее плечи укрывал теплый платок…
– Идите сюда, Петр Ильич, ничего не бойтесь, – шепотом сказал она и, взяв меня руку, потянула через порог. И сразу закрыла дверь.
Ее рука была горячей!
– Для вас я пела, – глядя мне в глаза, тихо сказала она, – чтобы вы услышали! Как иначе до вас докликаться, когда Зыркин повсюду за мной следит? Только чтобы я вам не шепнула чего на ухо, только бы не допустить!..
– А есть что шепнуть? – спросил я.
– Да, – смело кивнула она.