– История, достойная уважения, Петр Ильич.
Когда же граф понял, что первый мой голод утолен, он отослал прислуживающих нам людей и, бросив салфетку на стол, сказал:
– Так что же, любезный Петр Ильич, готовы ли вы меня выслушать?
– Я весь внимание, Александр Александрович.
– Но хочу предупредить, ни одно слово не должно стать доступным для чужих ушей, – он был очень серьезен, цепко и требовательно смотрел на меня, своего гостя, которого видел впервые. – Я могу на вас положиться?
– Могли бы даже не предупреждать об этом, – тоже откладывая полотняную салфетку, заметил я. – Впрочем, да. Конечно. Вы можете на меня положиться.
– Отлично, Петр Ильич. Итак, дело мое следующее… Есть один человек, купеческого рода, с которым меня связывают определенные отношения. И не только меня с ним. Эти отношения связывали моих предков с его предками.
– Графы Кураевы и низшее сословие? Каков же был, выражаясь языком юриспруденции, характер этих отношений?
– Очень загадочный и даже необыкновенный характер. – Кураев подлил себе вина, прицелился взглядом к моему бокалу, но он был полон. – Представьте, что их связывала особая тайна, и тайна эта передавалась из поколения в поколение. И вот теперь мы стали ее носителями…
– И кто же этот человек? – спросил я.
– Купец первой гильдии Дармидонт Кабанин, – ответил хозяин дома.
– Вот оно как? – удивился я. – Мне знакомо это имя!
– Еще бы! Он и фантастически богат, и знаменит своими баржами и заводами, и его проклинают тысячи обездоленных им крестьян. – Граф сделал глоток вина. – Тех самых, у которых он отбирал за долги их землю, прежде скупая векселя по займам и проделывая другие коммерческие операции. Да и купчишки что помельче, у которых он отбирает их дело, и мещане, тоже не пожелают ему счастья. И все с него как с гуся вода!
– Хорошо, что вы напомнили об этом, ваше сиятельство, – отозвался я. – Его называют мироедом, а еще тем, кто позорит купеческое сословие.
– Именно! Он – страшный человек. Есть купцы богобоязненные, что богадельни да церкви возводят, но не он! Этот – самый безжалостный из торгового сословия на всей Средней Волге. Правда, он тоже один храм возвел, хвалился: до самого неба будет! К нему настоящий «царь-колокол» отлили, а когда вешали – упал колокол. Разбился! Второй отлили – и тоже сорвался – и на куски. Это у нас, в Семиярской губернии, было.
– А третий колокол? – спросил я. – Был?
– И третий был, – кивнул граф. – Догадались уже? То же самое. Дьячка накрыл. Раздавил. После этого митрополит наш Авессалом сказал: хватит. Более от Кабанина нам подарков не надо. И ведь помер вскоре митрополит. Не хворал, а тут взял и помер. А церковь ту обходят стороной теперь. Так и стоит, как обелиск, с пустыми окнами.
– Провидение Господнее?
– А как иначе?
– И вы, зная это, вели с ним дела?
– Нет, Петр Ильич, все не так! Я не вел с ним дел. Ни торговых, ни приятельских. Но судьба свела нас крепко. И не мы с Дармидонтом Кабаниным тому виной. Что было тому причиной, сказать вам не могу, не смею. Это не мой секрет. Просто поверьте мне на слово. Но я не укрою от вас ничего, что поможет вашему расследованию.
– Но я пока еще не дал согласия на это расследование, – откликнулся я. – Вначале я должен узнать, что мне делать. Поэтому слушаю вас, Александр Александрович, продолжайте.
– Да-да, Петр Ильич, – кивнул он, – продолжаю. Я уверен, Дармидонт Кабанин из тех людей, кто матери родной не пожалеет для своей выгоды. Но одной тайной были связаны не только мы – Кураевы и Кабанины, но еще и помещики Сивцовы. Это был своеобразный триумвират, Петр Ильич. Сразу хочу сказать, Сивцовы были нашими лучшими друзьями, из меньших, так сказать.
– Дворяне дома Кураевых? – спросил я.
– Угадали, – кивнул старый граф. – Сивцовы ходили в битвы вместе с Кураевыми, дрались с ними плечом к плечу – и с поляками, и с татарами, и с немцами, и с калмыками. Куда мы, туда и они. Увы, в девятнадцатом веке наши роды исхудали своими представителями. Кто погиб на войне, а их было много, войн, кто убит на дуэли. Поместье Сивцовых, Быстровка, стоит на самой границе нашей губернии с вашей, Самарской.
– И что далее?
– Так вот, ровно месяц назад Павел Павлович Сивцов, глава семьи, был убит в своем поместье, в лесу, во время охоты. Я должен узнать, кто это сделал.