Но вот поехали Арина и ничего еще не понимающий Дмитрий Михайлович не к Мише домой, и даже не к ее родителям. Любовь Павловна сильно обижалась на то, что дочь, отчего-то, предпочла жить у чужого человека. Ей ведь так хотелось внучка понянчить…
Арина матери ничего не стала объяснять и доказывать, просто поставила перед фактом: жить они будут у Марфы Сергеевны. Она теперь вообще не тратила силы на то, чтобы кому-то что-то доказать. У нее появился новый смысл в жизни, новое существо, чье мнение было принципиально важным: любой недовольный писк Димки стал значить намного больше чьего-то там бубнежа.
Миша, конечно, пытался ее снова убедить, что лучше бы им с ребенком жить вместе с ним: в конце концов, когда, как не сейчас, делать новую попытку совместного бытия?
- Миш, ты снова пытаешься использовать обстоятельства для того, чтобы я с тобой осталась. Не нужно этого. Как только что-то изменится в обстоятельствах, снова окажется, что мы просто соседи, которые очень достали друг друга.
- А как же… Сын? Как он без меня будет?
- Поверь, сейчас ему вообще не интересно, есть ты поблизости, или нет. А потом, возможно, окажется так, что ты уже не захочешь быть с нами рядом. Так зачем приучать малыша к присутствию папы, который потом вдруг пропадет?
- Арина, ты же понимаешь прекрасно, что такого никогда не случится! Я ведь ни разу не давал тебе повода подумать, что не хочу быть с тобой!
- Тсссс… Тише. - Разговор происходил за дверьми комнаты, в которой спал только-только угомонившийся Димка. Парень оказался шумным, любящим поесть, погулить, помахать ручонками, и очень не любящим отпускать маму от себя.
- Прости… Все время забываю, что надо шепотом поговорить. - Миша понизил голос до почти неслышного сипения. Это было даже немного забавно. - Но, черт, почему у тебя всегда такое сомнение? Почему думаешь, что я захочу когда-то уйти?
- Ты можешь снова заставить меня захотеть этого… А это почти одно и то же, Миш. - Рине, честно говоря, совсем не хотелось опять выяснять отношения. Она бы лучше сейчас поспала. Или полежала в ванне, а потом поспала. Но понимала, что лучше сейчас уже все обсудить, и больше никогда не возвращаться к этой теме.
- А чем я тебе заставил, Арин? Понимаю, что был невнимателен, не проявлял о тебе заботы, которую проявлять был обязан… И о работе нормальной надо было думать гораздо раньше, а не когда ты от меня ушла. Но ведь я таким идиотом почти всегда был. Правда же?
- Да… Не пойму, что я в тебе нашла, если честно… И зачем так долго терпела? - Арина улыбалась, пытаясь смягчить слова. Но, однако же, ей самой было грустно от того, что ответа на свой вопрос не знала.
- Но ведь ты терпела и не всегда замечала мои косяки? Но что-то случилось, из-за чего ты вдруг резко поменяла отношение?
- А ты не помнишь, Миш, как наказывал меня постелью? - спросила и поняла, что даже сейчас на глаза навернулись слезы от той, незабытой обиды.
Миша только опустил голову и вздохнул тяжко.
- Что молчишь? За что ты меня так воспитывал? Понимал же, как унижаешь, или даже на это понимание ума не хватило?
Муж продолжал хмуриться и вздыхать.
- И ты собирался о чем-то со мной разговаривать? О чем, если мы старые проблемы и обиды никак разрешить не можем? Мне кажется, на этом и закончить стоит. Чай попьешь на дорогу, или сразу домой пойдешь?
-Нет.
- «Нет» - это не будешь чай? Ну, как хочешь. Я бы налила, кипятка и заварки не жалко… - Сама себе удивлялась, откуда взялась эта смелость - высказать вслух свой сарказм.
- Нет, я не поеду домой, пока не расскажу тебе причину. - Миша схватил за руку жену, которая уже направилась к двери. - Просто признаваться стыдно.
- Ну, хорошо. Говори, я постараюсь в ответ обойтись без гадостей.
- Я не хотел тебя ни обижать, ни унижать, Арин. Тем более - не было мысли о наказании. Просто недобрые люди намекнули, что ты изменяешь мне.
- И? Я даже не буду спрашивать, кто тебе попался такой, что ты ему доверяешь беспрекословно… Но… У меня нет слов, Миш.
- У меня тоже их не было. Так ломало, ты даже представить себе не можешь. Голова понимала, что это все ерунда, и быть такого не может, а вот в душе… В душе черт знает что творилось. И я просто физически был не способен на близость, Арин. Так что, неизвестно, кого я тогда наказывал, и что это было.