- Прости, милая, я очень устал. - Единственное, что мог придумать, чтобы объяснить свой провал. Знал, что уже завтра утром пожалеет… Но никак не мог себя пересилить и избавиться от мысли, что кто-то другой к его Арине прикасался. Ну, не могла она просто так, сама по себе, раскрепоститься! Кто-то явно ей помогал!
Глава 4. Михаил
Раскаяние пришло тут же. Сразу, как только Арина поднялась с постели и ушла. И желание возникло - бежать сзади и как-то исправлять, залечивать, спасать… Понимал же, что ничего хорошего жена не придумает. Да только вот, гадкий и противный голосок, очень похожий на голос той рыжей девки, что вселила в него сомнения, нашептывал: «Ничего, пусть подумает над своим поведением. Если любит, то сама все поймет и вернется. А если не любит - то туда ей и дорога! Нечего перед изменницами унижаться!»
Откуда в нем взялись эти дурацкие мысли и идеи, Миша и сам не сказал бы. Но, вот поди ж ты, вылезло. Ревность, подозрительность, недоверчивость - все эти чувства ему ранее были незнакомы. Единственное, чего боялся - оказаться недостойным своей жены, дать ей меньше, чем она заслуживает. И никогда ему в голову не приходило еще, что Арину можно и нужно ревновать, до такой степени был уверен в чистоте и прочности их отношений.
А оказалось, что достаточно всего лишь нескольких гадких фраз, и вся эта уверенность улетела в никуда. И Михаил теперь вообще не понимал, что нужно дальше делать.
Лежал и думал. Впервые, кажется, понял, каково это: быть раздираемым внутренними демонами. Кажется, в комнату заглядывала Арина. Он затих, ожидая, как она поступит… Готовый падать на колени, каяться и просить прощения, если она сделает первый шаг. Но жена вышла из комнаты, почти невесомо шагая, так же тихо, как и зашла.
Видимо, спала она на кухонном диване. И это тоже терзало душу мужчины - понимание, что ей там плохо, неудобно, грустно и обидно. И скорее всего, ей тоже не спится. Во всяком случае, Миша до утра так и не сомкнул глаз.
Только за полчаса до будильника его сморило: провалился в какой-то мутный, тяжелый, выматывающий сон, от которого больше устал, чем выспался.
А потом встал и пошел на звуки шагов, раздававшихся в квартире. Сделал вид, что ничего не произошло. Надеялся, что вчерашнее происшествие забудется? Наверное, да. Но, скорее, просто не придумал ничего другого. Казалось, что момент для раскаяния и мольбы о прощении уже упущен. Оставалось только ждать, когда оно само рассосется…
Не рассосалось. Каждый день доказывал, что становится все только хуже. Лицо Арины, такое родное, любимое, желанное, становилось все отчужденнее и холоднее. Сколько раз он протягивал руки, чтобы привычно обнять жену, согреть ее, прижать к себе, усталую, погладить по голове… Но взгляд натыкался на каменную спину, всегда неестественно прямую, когда они оказывались в одной комнате, на скорбно поджатые губы, на глаза, всегда устремленные куда-то в сторону, только не на него, - и руки опускались. Чувствовал себя дураком, понимая, что не сумел преодолеть первый серьезный в их жизни кризис. Даже когда ребенка потеряли, Мише не было так сложно. Он тогда точно знал, что делать: спасать Арину от горя, помогать, отвлекать, утешать… Да он готов был победить любого врага, угрожавшего его любимой. Только вот, оказалось, что теперь главный враг - он сам. А как себя побеждать, Михаил не знал и даже не догадывался.
Может быть, раньше собрался бы с силами и мыслями, да только проект, который теперь стал в разы важнее и дороже для него, забирал все время, высасывал все соки. Он приходил домой и падал, почти так же, как и Арина раньше. А потом лежал, не смыкая глаз, и мог думать только о том, как же он сильно облажался…
Не выдержал, в конце концов, и позвонил матери, чтобы задать все тот же простой вопрос, ответа на который когда-то не дождался.
Мать охнула в трубку: она, очевидно, готова была к любому разговору, но только не к такому, когда в лоб, нахрапом:
- Мама, почему отец от нас ушел?
- Миш, ну, какая уже разница, в конце концов-то?
- Большая. - В этот раз он был морально готов к тому, что придется настаивать и удерживать маму, чтобы не сбила его с толку.
- Ну, столько лет прошло, ты никогда не спрашивал… А теперь, зачем ворошить прошлое?
- Раньше не важно было. А сейчас - важно. - Понял, что перегибает палку, может обидеть Светлану Петровну своим чересчур уж жестким тоном. - Мне очень нужно понять.
- У вас что-то с Ариной случилось, да? Я же права, Миш? Не молчи! Материнское сердце не обманешь!
- Господи! Мам! Ну, сколько можно? Ответь на мой вопрос, пожалуйста. А потом уже задавай свои.
- Миш, ты, главное, только не начинай меня обвинять…
- Мама… - он, всегда спокойный и непробиваемый, казалось, сейчас взорвется.
- Я его выгнала, Миш. Ты только не думай, ведь я только о тебе заботилась, хотела, как лучше… - Понятно, почему так долго от ответа уходила: боялась, что обвинит в том, что сын без отца вырос. Да только Михаила сейчас другое больше волновало. С претензиями к предкам потом уже разберется, времени хватит.
- Почему выгнала? Что он сделал такого?
- Того и сделал, что ушел.
- Не понимаю. Объясни…
- А что тут непонятного? Я, в сердцах, наорала на него однажды, довел до истерики, и сказала, чтобы вещи собирал и выматывался.
- И что?
- И то. - Мать всхлипнула, кажется, старательно маскируя это кашлем. - Он собрал штаны и рубашки и ушел. И не возвращался.
- То есть, это ты виновата?
- Вот еще! Он, конечно же!
- Мама… Ты специально меня путаешь?
- Сынок. Если женщина что-то кричит на эмоциях, ни один нормальный мужчина не должен ее слушаться. Мы кричим не для того, чтобы вы выполняли наши требования, а просто, чтобы поняли, как мы недовольны…
У Михаила, кажется, готов был взорваться мозг. Вроде бы, и нормальным русским языком разговаривают, и слова сложены в обычные предложения… Да вот, только смысл от него ускользал.
- Мамуль, - прозвучало осторожно и почти жалобно, - ты надо мной издеваешься, да?
- Нет, сынок. Вы с отцом, видимо, одной породы. В генах отложилось то, чего не было в воспитании.
- Это в каком таком смысле? - Он, действительно, отца почти не помнил и мало что о нем знал. Так, несколько старых детских фотографий.
- В том, что вы все понимаете буквально. Коля должен был не уходить от нас с тобой, а сгрести меня в охапку, пожалеть и дать проплакаться. В конце концов, кулаком по столу постучать, чтобы не смела больше говорить всякие пакости… Я их много тогда наговорила…
- А он поверил и послушался, так, что ли?
- Да. - Кажется, на том конце провода уже вовсю использовали носовые платочки, причем активно и не очень успешно. Хорошо хоть, не слышно было рыданий, тогда бы разговор пришлось точно окончить.
- А ты не пыталась как-то исправить? Ну, обратно его позвать, например? Намекнуть, объяснить, что вы оба неправы?
- А я дура была. Молодая и гордая. Решила, что раз ушел - значит, плохо хотел остаться. А потом уже поздно стало. Пропал Коля. Уехал куда-то из города, и никаких контактов не оставил.
Михаил уже и не рад был, что поднял эту тему. И мать было жалко, и отца, и себя, чего уж тут притворяться. Он надолго замолчал, пытаясь хоть как-то уложить в голове полученную информацию. А она вообще никак не хотела укладываться.
- Мишенька. Я вот, все-таки, сердцем чую, что у вас с Ариной разлад. Ты, в последнее время, сам не свой ходишь.
- Мам, не переживай.