— Давай! — закричала она, прыгая и пролетая над распластавшейся по земле девушкой. Кости правой руки слиплись в один острый шип и им же она, как пикой, проткнула грудь не успевшей отскочить твари.
Всё закончилось.
— Мои родители хотели насильно выдать меня замуж.
Она уже была мертва, но демоническая кровь, месяцами отравлявшая её организм, продляла агонию смерти девушки. Та не просила её добить. Она не подозревала о том, что с ней что-то не так. Живот рос быстро, но не настолько, чтобы она что-то заподозрила. Вернее, все подозрения быстро рассасывались под воздействием демона внутри её чрева. Сейчас она всё вспомнила. Её последним желанием перед смертью — выговориться. Мара, Хэл и Клементина со свихнувшимся Августом — её последние спутники перед смертью.
— Он был старым, толстым и плохим. И ещё от него плохо пахло. Не знаю почему, но мне он казался скользким, как уж. Масленым. Не хотела быть с ним, особенно после того, как узнала, что такое секс, — нахмурившись, говорила она.
Метель медленно, но верно стихала, обнажая далёкие зарницы над городом — где-то там что-то происходило. Что-то было не так. Но это могло подождать. В мире, где смерть была неразлучна с жизнью, люди научились её уважать. Видеть и слышать умирающего — долг, который возможно когда-нибудь вернётся к тебе. Слишком многие во время пандемии погибали в одиночку. Слишком многие гибли после по одному. Люди учились жить по-новому.
— Тогда я сбежала в ночь. Было холодно, как и всегда, но я была такой злой. Мне было так больно! — она плакала, прижимая руки к животу, к своему нерождённому ребенку. Даже теперь, зная, что там внутри, она не могла отказаться от него. — Не могла вернуться домой, глупая, хотела умереть там, в лесу, от холода. Хотела, чтобы они сожалели о моей смерти. Хотела что-то доказать… Он был там, это существо с фиолетовыми светящимися глазами. Я не могла сопротивляться. Его глаза… они были так близко, он что-то сделал со мной, подавил волю, но не боль. И я кричала, кричала, срывая горло от агонии, когда он делал это со мной. А потом всё ушло, снежной вьюгой замело и боль, и страх, и печаль. Я забыла ту ночь. Родным сказала, что переспала с одним приезжим мальчиком в городе. Они поверили, а тот толстяк, за которого хотели отдать меня — отказался. Сказал, что мало ли чем мог болеть тот парень. А потом и вообще всё стало бессмысленным — стал расти живот. Родные не любили меня — нахлебница, пустое место, да ещё и с животом. Ненавидели меня, но прогнать не могли — что скажут люди? Терпели… пока я не встретила Хриса и не сбежала с ним, — по лицу девушки проскользнула тёплая улыбка. — Любила его больше жизни. Не обращала внимания на то, что со мной происходило. Принимала всё как должное, верила, что это просто тяжёлая беременность. Страшный голод забивала на корню — постоянно что-нибудь жевала, верила, что ребёнок родится сильным и выносливым, что Хрис никогда не пожалеет о том, что выбрал меня. А потом он умер и всё рухнуло. Караванщики ненавидели меня. Они собирались отобрать у меня всё! Я знала, что не должна была претендовать на наследство, ведь ребёнок не от Хриса, да и я сама пришлая, но… я беременная! А они собирались бросить меня одну, обрекая на голод и холод. На смерть! — закричала она, срывая голос. — Когда мне сказал об этом Кельвин, который был близким другом моего мужа, что-то сорвалось внутри. Я сломалась и вырвалось нечто. Я убивала, потому что ребёнку нужна была особая пища. А потом забывала, что сделала. Самостоятельно стирала кровавую одежду, штопала и зашивала. Не обращала внимания на то, что делала. Вот так всё было. Я убила врача за то, что он подозревал, что со мной что-то не так. Убила патрульных, потому что они не спасли моего мужа. И убила всех остальных за то, что обрекали меня на голодную смерть.
— Ты пожалела Августа и Тину, — осторожно заметила Мара.
— Тина единственная, кто хорошо ко мне относился. Она единственная, кто заботился обо мне, разделяя мою беду. Я бы пожалела её родных, да только Пол был главой каравана и в его силах было выделить мне хоть немного денег! Он не сделал этого, потому я его и убила вместе с женой, которая во время родов поняла, что я вынашивала. Поэтому и убила старшего сына — моя месть! Август хороший мальчик, хотела, чтобы он позаботился о Тине, когда всё закончится…
— Ты всех убила, — роняя крупные слёзы, прошептала Тина.
— Как и себя. Не стоило мне бежать в лес. Нужно было поддаться воле родителей. Тогда сейчас всё было бы по-другому, — она мягко улыбнулась Тине, а затем тихо отошла в иной мир.
Только после этого Хэл разрезала её живот и отрубила голову белому плоду. Девушка умерла как человек — после удара Мары, её черты вновь стали человеческими. Мара подумала, что это хорошо — умереть собой.
— Где Август? — раздался обеспокоенный голос Тины. Девушка стояла спиной к Эвредике и обшаривала взглядом маленький двор. — Август?! Август! — закричала она и, не дождавшись ответа, побежала по следам, оставленным на снегу парнем.
— Тина! — прошипела Мара, медленно раздражаясь. Ей не нравилось, что девушка такая импульсивная. Её истеричность из-за смерти семьи прорывалась резко, она не слушалась приказов Мары, делая вид, что не понимает, о чём идёт речь.
Маре пришлось последовать за ней. Третья осталась на месте, девушка пыталась определить, кем же всё-таки была Эвредика, вернее её плод. Что это за вид демонов?
— Тина, подожди! — девушка свернула за угол и пропала из поля зрения Мары. — Тина!
Раздался крик, и Мара ринулась вперёд. Метель давно утихла, небо усыпано россыпью звёзд вместе с полумесяцем, мрачно мерцающим над развернувшейся впереди картиной. Август прижат к земле, а над ним трудятся двое упырей, разрывающих мальчишескую плоть как бумагу. Тина прижимается к стене, закрывая рот руками, понимая, что крик уже был услышан. Одна из тварей поднимает окровавленную голову и шипит на девушку, демонстрируя звериный шершавый и очень длинный язык.
— Не двигайся, — предупредила Мара, выходя вперёд. Второй раз за сутки принимая второй облик, девушка подумала об удачливости Тины. Только Мара могла быстро расправиться с упырями. Та же Третья вряд ли смогла бы сделать это до того, как девушку ранили бы.
Скорость движения потрясающая, колебания воздуха как ветер и вот Мара уже за спиной мчащегося к Тине упыря. Взмах рукой и голова с плеч, а девушка тем временем подлетает ко второй твари, прижимающейся к земле, подобно испуганной кошке. Белые упыри всегда боялись Мары, девушка никогда не понимала почему, ведь остальные виды также могли их убить, но твари боялись только её.
Всё было кончено.
— Я же велела тебе не уходить далеко! — развернувшись к Тине, хрипло закричала Мара. — Я же говорила тебе! Ты хоть понимаешь, что тебя чуть не съели эти твари?
— Откуда они здесь? — вновь удивила Мару Тина.
Самый разумный вопрос из всех. Клементина держала всё в себе, пряча и боль, и страх. Её била крупная дрожь, но она плотно сжимала руки в кулаки, принимая свою жизнь, как есть. Девушка не сдавалась, не поддавалась отчаянию, а старалась мыслить логически, хоть её и подташнивало от такой необходимости.
— Нужно найти остальных. Похоже, мы выяснили, почему их здесь всё ещё нет, — заговорила присоединившаяся к ним Третья.
— Я пойду с вами, — заявила Тина.
— Нет, — возразила Мара. — Дорогая, ты всего лишь человек. Ты помеха, неспособна защитить себя. Подойди я чуть позже и ты была бы заражена. Если мы вернёмся в город, там тебя просто убьют. Ты этого хочешь?
— Но у меня нет другого выбора. Если я останусь здесь — вы уйдёте навсегда, а меня всё равно рано или поздно сожрут. Я не хочу ждать смерти. Я хочу жить. Хочу быть частью твоей жизни, Мара. Я же вижу ясно, — сдвинув брови, исказив в мольбе лицо, с надеждой в голосе заговорила та. — Поверь… Я могу тебе кое-что рассказать о тебе самой, если хочешь. Но только если вы заберёте меня из этого города. Если возьмёте в свой отряд!
Третья протянула короткий нож Тине.