Коффи резко вдохнула, пытаясь подавить внезапную волну боли. Мама врала. Она собиралась взять на себя вину, хотя ошибку допустила не она. Она приносила себя в жертву, буквально жертвовала свободой. Коффи заморгала, отгоняя слезы.
– Очень хорошо, – ухмыльнулся Бааз. – Тогда ты отправишься к столбу. – Он взмахнул рукой: – Уведите ее.
Коффи по-прежнему крепко сжимала поводок Дико онемевшими пальцами, глядя, как один из смотрителей схватил маму за плечо и виновато посмотрел на нее. Мама держала голову прямо, но Коффи видела, как ее нижняя губа слегка дрожит – должно быть, от страха.
– Нет! – Коффи шагнула вперед, ее голос дрожал. – Мама, не…
– Тихо, Коффи. – Мамин голос звучал ровно. Их взгляды встретились. – Все в порядке. – Она снова кивнула смотрителю, словно принимая окончательное решение, и они двинулись к выходу из шатра. С каждым шагом боль внутри Коффи нарастала.
Нет.
Это неправильно, это нечестно. Они вот-вот должны были уйти, получить свободу. Теперь эта искорка надежды потухла, и виновата в этом была она. Коффи скрипнула зубами и опустила взгляд на ноги, изо всех сил стараясь не заплакать. Этот Ночной зоопарк за одиннадцать лет украл у нее слишком многое. Эти слезы ему не достанутся.
Легкие напряглись, когда она сделала глубокий вдох и изо всех сил задержала дыхание. Кровь протестующе зашумела в ушах, сердце забилось быстрее, но она отказывалась выдыхать. Это было ничтожное сопротивление – битва, изначально обреченная на поражение, – но она наслаждалась этим жестом. Если она не может больше ничего контролировать в своей жизни, пусть хоть несколько секунд она будет контролировать хотя бы свое дыхание. Ее тело наполнило отчетливое ощущение триумфа, когда она наконец выдохнула, отпуская давление в груди.
А потом рядом с ней что-то разбилось.
Глава 4. Вера и стойкость
Когда Экон подошел к площадке храма Лкоссы, два молодых человека окинули его оценивающими взглядами.
Двадцать семь ступенек, делится на три, хорошее число.
Он занял свое место слева от них, не говоря ни слова, но парень, стоявший рядом с ним, все равно тихо усмехнулся. Он был ростом почти с Экона, с телосложением как у груды булыжников, но его длинное узкое лицо напоминало суриката. Через несколько секунд он кивнул Экону.
– Рад, что ты наконец присоединился к нам, Окоджо, – сказал Шомари.
Экон не ответил. Он не отводил взгляда от входных дверей перед ними. Они были вырезаны из старинного дерева ироко, непреклонного как сталь. В любую минуту мог прозвучать городской рог-саа, и тогда двери отворятся. И начнется обряд. Он позволил пальцам найти новый ритм.
Раз-два-три. Раз-два-три…
– Так… – На этот раз Шомари для убедительности сильно пихнул Экона локтем в ребра, сбив его со счета. – Где ты был?
– Нам не полагается разговаривать, Менса, – ответил Экон сквозь зубы, надеясь, что назвать парня по фамилии будет достаточно, чтобы до него дошло.
– Дай угадаю. – Взгляд черных глаз Шомари стал жестким. – Ты зарылся в какую-то дыру, читая древнюю чушь, написанную каким-нибудь заросшим грязью стариком. Ну, держу пари, женщины от этого без ума.
– Мать твоя от этого без ума, – буркнул Экон.
Фахим Адебайо, стоявший по другую сторону, хихикнул. Шомари стиснул зубы, словно собираясь ударить в ответ, и на мгновение показалось, что он действительно попробует это сделать, но затем он передумал и просто уставился вперед. Экон едва сдержал ухмылку. Он и Шомари были наследниками видных семейств народа йаба, поэтому они выросли вместе, но это не означало, что они друг другу нравились. За последние месяцы их соперничество, когда-то дружеское, совершенно изменилось. Оно никуда не делось – в от только перестало быть дружеским.
Все трое немного помолчали, а потом Фахим откашлялся. Он не был высоким, как Экон, или крепко сложенным, как Шомари, и его лицо по-прежнему выглядело мягким, из-за чего ему никогда не удавалось произвести по-настоящему серьезное впечатление.
– Как вы думаете, что нас заставят делать? – прошептал он. – В последнем обряде?
Шомари пожал плечами – слишком быстро:
– Без понятия. Мне все равно.
Это была ложь, но Экон не стал уличать его. В глубине души он знал, что у них есть все основания бояться. Всего несколько недель назад они стояли на этих самых ступеньках вместе с еще четырнадцатью парнями-йаба, которые, как и они, всю жизнь мечтали стать Сыновьями Шести. Теперь осталось лишь трое. На самом деле это должно было восхищать его – и слегка пугать, – но Экон никак не мог сосредоточиться. Он стоял перед самым почитаемым местом города, но его мысли по-прежнему блуждали где-то в городских трущобах, вспоминая странные слова той старухи.