И это все твоя вина.
Коффи отшатнулась, когда в сознании прозвучало это язвительное обвинение. Опустошенность – э то одно, но вина ранила, словно нож. Ничего из того, что случилось прошлой ночью, не произошло бы, если бы она не забыла проверить шлейку Дико. Взорвавшаяся свечка, огонь, последствия пожара, все это – из-за одной небрежности. Она вспомнила, как выглядело мамино лицо в секунды перед тем, как взорвалась свеча, о том, что она сказала, когда они бок о бок выбежали из Хемы.
Если Бааз поймет, что ты сделала, поймет, кто ты, ты никогда отсюда не уйдешь.
Теперь Коффи сосредоточилась на этих словах, позволяя им звучать в голове снова и снова. Мама знала что-то о ней, но что именно? Что-то значительное случилось прошлой ночью, какая-то нить связала ее, Шетани и это странное чувство в ступнях, но она не понимала природу этой связи. Она ощутила еще один укол боли, когда поняла, что это не важно. Это странное чувство, чем бы оно ни было и что бы его ни вызывало, исчезло. Правда о нем, наверное, погибла вместе с мамой.
Все мышцы Коффи протестующе застонали, когда она заставила себя подняться на ноги, собирая те остатки решимости, которые у нее еще остались. Ноги болели, туника стала липкой, волосы наверняка расплелись. Но Коффи стиснула зубы с новой решительностью. Она не может оставаться в этом переулке. Последний дар матери – второй шанс для Коффи, и этот дар нельзя потратить впустую. Сидеть здесь и ждать, пока что-то случится или кто-то ее найдет, – явно не вариант. Ей нужно двигаться.
Ее глаза слезились, приспосабливаясь к солнечному свету, когда она медленно выбралась из трущобных переулков. Улицы Лкоссы, казалось, только-только начинали оживать, наполняясь людьми, которые выходили из домов, расставляли товары для дневной торговли. Коффи показалось, что видеть это своими глазами очень странно. А ведь именно отсюда она на самом деле была родом – когда-то ее семья жила в городе, прежде чем перебраться в Ночной зоопарк, – но прошли годы с тех пор, как она сама ходила по этим улицам в последний раз. Это было очень странно – ощущать, что какое-то место – твой дом, но при этом совсем не знать его.
Она тихо прошлась по улицам, стараясь мысленно составить карту. Казалось, у каждой части Лкоссы есть свой стиль и характер. Она прошагала по улице, которая пахла льном и мылом, затем по другой, где были развешаны вяленое мясо и шкуры животных, и по еще одной, с ремесленниками и горшками. Каждый раз, открывая что-то новое и неожиданное, она видела, как город оживает. Красная земля под ногами, казалось, пела без слов, а запахи, окружавшие ее, складывались в неповторимый аромат. Она была по-прежнему уставшей, по-прежнему на пределе, но что-то в этом городе успокаивало ее. Она осознала, что он не походил на Ночной зоопарк – у Лкоссы были собственные ритм и мелодия. Она закрыла глаза и прислушалась к тому, как люди шли по улицам, к хору продавцов, выкрикивавших цены клиентам, к звуку марширующих ног…
Она распахнула глаза. Этот новый звук, марш, явно отличался от утреннего городского гвалта. Она настороженно осмотрелась и поняла, откуда он доносится. С другого конца на улицу повернули три молодых человека, идущих строем друг за другом. На них были голубые кафтаны с золотыми поясами, с которых у каждого свисал кинжал-ханджари. Несколько продавцов уступили идущим дорогу, но большинство обращало на них мало внимания. Коффи застыла на месте. Это были Сыны Шести, возможно, те же, которые хозяйствовали в зоопарке. Они выглядели угрожающе, властно, как люди, привыкшие к подчинению. Ни один из них не посмотрел на нее, проходя мимо, но она все равно присела, спрятавшись за тележкой с фруктами, и подождала, пока они не пройдут дальше по улице. Гнев горячил ее кровь, когда она смотрела им вслед и вспоминала ночные события. Два воина гнались за ней и мамой, преследовали их, как животных. Она прикусила нижнюю губу так сильно, что ощутила вкус крови, и стояла так, пока воины не исчезли из вида. Сам их вид был неприятным напоминанием.
Она была беглянкой.
Сбежав из Ночного зоопарка, она нарушила свой контракт с Баазом – тот, который она и ее родители подписали много лет назад. Значит, она нарушила закон. То, что она совершила, считалось воровством и дезертирством, и если ее поймают, то изобьют палками, посадят в тюрьму или еще что похуже. Она инстинктивно оглянулась, и от свежего укола тоски у нее перехватило дыхание. Мамы рядом не было. Никого не было. С этого момента ей придется разбираться со всем самой. Она прижала пальцы к вискам, стараясь думать. Думай. Мама сказала ей той ночью кое-что еще, что-то о том, что нужно думать. Коффи попыталась вспомнить эти слова.