Я решил, что она спрашивает, о чем я больше всего сожалею в своей жизни.
— Я сожалею, что не сумел утешить моего отца. Это могло все изменить.
— Нет, где они в тебе? Где? — Она увидела мое растерянное лицо и произнесла: — Мои — у меня в глазах. Когда я смотрю в зеркало, то вижу, как все, о чем я сожалела, смотрит на меня оттуда, словно я только из этого и сделана. И вот что я тебе скажу — невинная кровь никогда не высыхает. И скажу еще кое-что об охоте, а ты можешь передать это Полуночнику: лучший охотник — это твоя вина! Жизнь с детьми Мануэлы оказалась для меня всем на свете. Я могла исчезнуть в их мире, а именно это я всегда и пыталась сделать тем или иным способом — раствориться в чьей-нибудь жизни.
— Ты переписываешься с ними? Они приезжали к тебе сюда?
— Я писала письма, хотя мне и не велели, но ответа так и не получила. Мануэла должно быть, просто сжигала мои письма.
— Почему это?
Виолетта вздохнула.
— Когда дети выросли, Мануэла отправила их в школу. Я могла остаться в ее доме, но решила прежде признаться ей во всем. Мы к этому времени стали близки, как сестры. Я не рассказала ей всего, как, допустим, тебе, но призналась, как зарабатывала себе на пропитание, и намекнула, что делала и другие ужасные вещи. Когда исповедь окончилась, она приказала мне собрать вещи и немедленно покинуть ее дом. Я кинулась за помощью к ее мужу, но он просто запер дверь и не впустил меня. Я упала на колени и умоляла его, но он не открыл.
— Должно быть, он жестокий человек — отказать тебе вот так после твоей преданной службы их семье.
— Жестокий? Он просто охранял свою семью от шлюхи и убийцы.
— Ты не такая!
— Ах вот как? — закричала она. — В самом деле?
— Для меня — конечно.
— Для тебя! — Она просто выплюнула это в меня. — Ты смотришь на меня глазами, затуманенными прошлым, которого давно нет. Все прошло, Джон. И девочка которой я была, мертва! Разгляди это хорошенько, пока не стало слишком поздно!
И Виолетта кинулась к двери в сад, но на пороге обернулась, дрожа всем телом.
— И не смей успокаивать меня! — потрясла она кулачком. — Позволь мне закончить, Джон, потому что я больше никогда не решусь говорить об этом. — Она провела рукой по волосам и немного успокоилась. — Через два месяца, когда я уже работала в борделе у реки в Ньюкасле, муж Мануэлы сообщил, что нашел мне место кухарки и экономки у старого вдовца-американца по имени Лемойн. Но получить эту работу я могла только при условии, что никогда не буду искать встречи с их детьми. У Лемойна была дюжина яблочных садов севернее Нью-Йорка, вдоль реки Гудзон. — Она обвела рукой комнату. — Это был его городской дом. Я работала на него четыре года, пока он не скончался чуть больше двух лет назад. По завещанию сады отошли его сыновьям, а мне достался дом и небольшая рента.
— Должно быть, он высоко ценил твою помощь.
— Да, мою помощь. — Она нахмурилась. — И многое другое.
— Когда я только приехал, Виолетта, ты выглядела испуганной. Почему? Потому что я — мужчина?
— Нет, Джон. Я подумала, что полиция добралась до меня. — Она безутешно покачала головой. — Какая-то часть меня всегда надеялась, что они поймают меня и накажут за все то зло, которое я совершила. И когда я увидела тебя, то ощутила, как эта надежда вновь ворохнулась во мне.
— Виолетта, ты заслуживаешь гораздо большего, чем имеешь. — Я встал и подошел к ней, но она оттолкнула меня. — Тебя вынудили заняться проституцией, — умолял я. — Тебя насиловали и обходились с тобой жестоко. Ты забыла, как тебе остригли волосы?
— Только потому, что я сказала. Если бы я молчала… Я во всем виновата сама.
— Это неправда, — твердо сказал я. — И я не позволю тебе говорить такое о…
Она вскочила и изо всей силы ударила меня.
— Убирайся отсюда! — завопила она. — Уходи, пока не поздно! Я не хочу, чтобы ты оставался здесь! Ты слышишь? Тебе нет места в моем доме!
И, прекрасно понимая, что я ее не оставлю, она упала в мои объятия и разрыдалась. Я отвел ее в комнату. Когда мы входили в дверь, она спросила:
— Разве может презренный человек заслужить право на счастье — или просто найти покой?
— Ты не презренна. Пожалуйста, не говори этого.
Виолетта провела кончиками пальцев по моей щеке, которую ударила.
— Я говорю то, что есть.
— Человек, которого ты убила, мог быть из великодушных мертвецов, как Даниэль. Неужели нельзя поверить, что такое возможно?
Ее глаза широко открылись.
— Джон, у него было двое детей. Ты бы простил женщину, которая отняла у тебя твоих девочек?