— Если ты не против, так я не хочу, чтобы меня сцапал дьявол, и буду называть тебя мистер Стюарт.
Я положил белый камешек на перила крыльца, попросив вернуть его младшей девочке.
Лунная Мэри взяла его и понюхала.
— Ты поднял его ради нее? Почему тебя заботит, что потеряла девчонка на улице черномазых?
— Маленькие девочки роняют свои вещи и обязательно хотят получить их назад. Я знаю это — у меня есть две дочки.
— У тебя какая-то беда, дитя. Не нужно иметь отличное зрение, чтобы понять, что ты забрался далеко от дома, а тут еще эта дрянь Каролина Голд накладывает на тебя заклятья, она-то не из тех, кто прощает, если напугать ейных принцесс. Слушай, я обычно не сую нос в чужие дела, но ты, хоть и попал в переделку, а все равно возвращаешь этот камешек… Погоди-ка меня здесь, дитя. — Она ткнула в меня кривым пальцем. — И смотри, не пугай больше никого.
Она зашла в дом, переваливаясь, как утка, и тут же вышла с бело-коричневым кувшином, в котором плескалось с пинту зеленоватой жидкости.
— Выпей это, — протянула она мне кувшин. Я спросил, что это такое, но она отрезала: — Просто выпей, и все. Не отрава. Или хочешь просто стоять, сложив ручки, и ждать? Каролина Голд будет не против, если ты дождешься, пока ее проклятье поселится в тебе.
Я поднес зелье к губам. Оно было кислым. Старуха фыркнула, видя мою нерешительность.
— Упрямство давно взяло тебя в плен, дитя. Здесь просто лимон с мятой, и еще кой-какие штучки. Никакое заклятье не попрет против моего зелья, если уж оно за тебя возьмется.
Оно было подслащенным, и в него явно добавили перец, потому что горло обожгло огнем.
— Ну что, не так уж и страшно, мистер Джон, а?
— В своем роде очень неплохо, — из вежливости прохрипел я.
Я заметил, что она назвала меня по имени, но старуха огрызнулась:
— Это не твое дело!
Потом схватила меня за руку и четыре раза повернула, бормоча что-то себе под нос, кажется, на каком-то африканском наречии. Потом заставила меня согнуться перед ней и сильно нажала пальцем на лоб. Позже я обнаружил прилипшую ко лбу золу.
— У тебя неудачи, мистер Джон? — спросила она, искоса поглядывая на меня. — Потому что выглядишь ты, как чертов неудачник.
Я поведал ей, что со мной случилось в невольничьем загоне, а это, в свою очередь, повлекло за собой историю моих поисков Полуночника. Когда я замолчал, она облизнулась с таким видом, словно пробует что-то очень вкусное, и протянула:
— Ты его найдешь. В этом я уверена.
Я спросил, почему, и она ответила:
— Да потому что есть в тебе эдакое. Ты уж не сдашься.
— А если Полуночник давно умер?
— Вот что я тебе скажу, мистер Джон. Люди находят то, что должны найти, если ты понимаешь, что я имею в виду. Так уж жизнь устроена. — Она похлопала себя по животу и добавила: — Я тебе еще скажу, если не обидишься. Ты все делаешь неверно, дитя. Пошел спрашивать на Кинг-стрит и в этот кошмарный загон. Эти белые знать не знают, куда делся твой Полуночник, да и не хотят знать. Тебе сразу надо было спрашивать нас здесь.
— Вот этот ваш район… Что, ваши хозяева позволяют вам жить здесь за то, что вы заботитесь об их домах?
— Здесь живут свободные люди. Это Дно. — На мое недоумение она ответила: — Все просто, дитя. Некоторые из нас выкупили свободу. Другим ее дали хозяева.
— Как выкупили?
— Работая по воскресеньям.
— А этот ваш дом — это ваша собственность?
— Я купила его у квакеров. Только они нам и помогают.
— Так вы полностью свободны?
— Не знаю я ничего про полностью. У меня-то, понятное дело, все бумаги выправлены, но как я могу быть полностью свободна, если мои дети — нет? Ты знаешь хоть одну негритянскую мамашу, которая может быть свободна?
Она рассказала, что из троих ее детей только старший, Вильям, сумел избежать рабства. Он убежал в Бостон и работает там бондарем.
Она не видела его уже сорок три года, и не слышала о нем — пятнадцать. Младшие дети — девочка и младенец… мальчик — были проданы местному работорговцу, который увез их в Чарльстон.
— Сейчас уж, небось, в Новом Орлеане где-нибудь, — сказала она.
— Если вы не сумели их отыскать, каковы шансы, что я найду Полуночника?
— Ну-ка, послушай, мистер Джон. Белый, который помнит… — Она громко присвистнула и потрясла головой. — Белый, который помнит, — это могущественное создание. Теперь-то я вижу, что твой Полуночник — в тебе. Он вот где. И он защищает тебя от таких, как Каролина Голд, и прочего всякого. Я его хорошо вижу.
Я подумал о Полуночнике, который отдавал мне тепло своего тела, когда Гиена наслала на меня болезнь.