Джон явно впервые услышал об этом. Мастер Эдвард объяснил, что там соберется несколько семейств.
— На вас мы тоже очень рассчитываем, — заявил он.
— Почту за честь.
Эдвард повернулся и сурово взглянул на меня.
— Так что, Морри, в субботу ты должна уехать с мистером Стюартом. Затем приезжай в воскресенье и помоги на кухне. В понедельник ты опять уедешь к мистеру Стюарту на неделю или около того.
— Я не уверена.
— В чем ты не уверена?
— Поеду ли я с ним.
— Должен сказать, что я в тебе очень разочарован, девочка. Я думал, что ты обрадуешься. Если понадобится, я велю отхлестать тебя плеткой. Как насчет двадцати ударов? Слышишь, глупая негритянка?
Я сидела у себя в комнате и пыталась что-нибудь придумать, но я словно застряла в дымовой трубе без лучика света, — ни вверх, ни вниз… Я не знала, как переубедить Джона, ничего не говоря ему о побеге. Впервые в жизни я пожалела, что не имею права сказать «нет». На Севере, когда я, наконец, получу власть над собой, то, наверное, уже никогда и никому больше не скажу «да».
Час спустя за мной пришел Джон, — я как раз занималась глажкой в комнате Лили над кухней. Он извинился за грубость мастера Эдварда. Он надеялся, что мне доставит удовольствие на неделю покинуть плантацию.
Сдерживая гнев, я ответила:
— Вы ничего не знаете ни обо мне, ни о плантации. Вы здесь чужой. А теперь вы вмешиваетесь во все, что вас не касается. Но вы не имеете на это права. Вы и представить не можете, как ваше присутствие тут все спутало. Так вот, я не передумаю и не пытайтесь меня переубедить. Даже если вы велите меня выпороть, я все равно с вами не поеду. Не собираюсь никуда уходить. А теперь, — я принялась с новой силой наглаживать рубашку, — у меня полно работы. Поэтому оставьте в покое и меня, и всех остальных. Я знаю, что вы любили моего папу, и он тоже вас любил, но его больше нет. Возможно, он вообще давно умер. А я — не он. Поэтому оставьте меня в покое. Просто оставьте меня в покое немедленно!
Я постаралась говорить с ним очень грубо, потому что он оказался куда более упрямым, чем я ожидала, но, поскольку до воскресенья оставалось всего три дня и три ночи, я не могла разводить никаких любезностей с белыми. У меня на руках было семнадцать жизней.
Он по-прежнему не сдвинулся с места, и тогда я завопила, как баньши:
— Что, вы разве не понимаете? Вы нам не нужны в Ривер-Бенде, вы мне не нужны. Убирайтесь прочь и выкупайте на свободу кого-нибудь другого!
В ту ночь, после ужина, мастер Эдвард велел Кроу позвать меня в кабинет и спросил, какое я приняла решение.
— Я никуда не поеду. У меня здесь полно работы.
— А если я позову мистера Джонсона?
— Зовите кого хотите.
Он с грохотом выбежал из комнаты, а я бросилась к Лили, потому что была очень напугана. Затем на кухню ворвался Коппер вместе с мистером Джонсоном. Лили прикрывала меня собой, но Коппер отшвырнул ее с дороги и схватил меня за руку.
Я попыталась отбиваться, но он схватил меня за ногу и забросил себе на плечо.
Лили отчаянно визжала, но мистер Джонсон ударил ее, и она упала на пол. Затем он дважды пнул ее в живот.
— Не смей мне мешать, тупая негритянская корова! — заорал он. Коппер выволок меня во двор и со вторым подручным они привязали меня к бочонку.
— Так ты поедешь с мистером Стюартом в субботу? — прорычал мастер Эдвард.
— Никуда я ни с кем не поеду, — завопила я.
За миг до того, как кнут наносит первый удар, вам еще кажется, что вас хватит сил выстоять. Вы думаете, что гнев поддержит вас и сделает непобедимым. И вы думаете, что вы — это не ваше тело. Что самое главное — глубоко внутри, куда никто не может дотянуться. Но вы забываете, что даже самая крепкая стена рушится, если по ней бить с достаточной силой. И когда это происходит, спрятаться негде. Вы прямо здесь, на поверхности, где ваша кожа разрывается в лоскуты. Вы — сама боль и ненавидите ее сильнее, чем даже человека, причиняющего эти страдания.
— Дайте ей двадцать плетей для начала, мистер Джонсон, — объявил мастер Эдвард.
Я стиснула зубы. Кнут взлетел в воздух. Было не очень больно… как укус пчелы. Я решила, что выдержу двадцать ударов.
— Два…
Это было уже хуже. Я взвизгнула.
— Три…
Гнев покинул меня и осталось только отчаяние.
— Четыре…
У меня текли слезы. Я не могла дышать.
— Пять…
Кнут задел кость. Я вспомнила, как Лили цеплялась за свое распятие. Я подумала о боге. Я взмолилась о помощи и принялась вспоминать любимые псалмы…
— Шесть…