У меня не осталось сил, чувств, мыслей, но я поднимаюсь и иду к Куполу. Кости все еще ноют от пережитого на лестнице. Я осматриваю лодыжки. Опухоли нет, но важнее всего то, что на моей левой лодыжке, за которую меня схватил Физкультурник, нет порезов или царапин. Очень тихо, даже ветра не слышно. Я обхожу библиотеку по широкой дуге. Вряд ли еще кто-то из охотников попытается выйти наружу, особенно учитывая, что солнцезащитного плаща у них больше нет, но я не хочу рисковать. Кажется, оттуда доносится слабое шипение. Но и оно стихает по мере того, как я приближаюсь к Куполу.
В деревне геперов все тихо.
— Эй! — Тишина. — Эй!
Я захожу в одну из хижин. Пусто, как я и думал. Во второй тоже. Пылинки парят в луче света.
Куда бы я ни пошел, меня встречает пустота. Не видно ни одного гепера. Ни в огороде, ни под яблонями, ни на тренировочной площадке, ни в хижинах.
Они ушли, причем, судя по всему, уходили в спешке. Недоеденный завтрак остался в главной комнате: на столе валяются надкусанные ломти хлеба, стоят полупустые стаканы с молоком. Я вглядываюсь вдаль, надеясь увидеть движущиеся точки или облачко пыли. Но их нигде нет.
Пруд в очередной раз предоставляет мне то, в чем я нуждаюсь: воду. И тишину, и свет, и покой. Я пью, а потом ложусь рядом, свесив в прохладную воду руку и ногу. Примерно через четыре часа стены Купола, покинутого прежними обитателями, поднимутся из земли. Место ушедших займет новый… обитатель? Нет, узник. Так я буду себя чувствовать, оказавшись в одиночестве за этими стеклянными стенами. Узник, такой же, как Пепельный Июнь, запертая в яме, глубоко в недрах земли.
Как долго она сможет там продержаться? Старый гепер, по их словам, скопил достаточно еды и воды, чтобы прожить три месяца. Но сколько нужно прожить одному в холоде и темноте, чтобы потерять надежду? Через какое время твой разум даст трещину от постоянных шагов, стуков и царапанья сверху?
Зачем она это сделала?
Я знаю ответ, он очевиден, но я не понимаю.
Она сделала это ради меня. Как только она увидела, что кто-то в солнцезащитном плаще пытается из библиотеки добраться до главного здания, она поняла, что мне осталось жить считанные минуты. И сделала единственное, что могло меня спасти.
Я провожу левой рукой по земле, так, чтобы мелкие камушки вонзились в ладонь, и закусываю нижнюю губу, пытаясь прогнать чувство, что я упускаю что-то очень важное. Никак не получается избавиться от ощущения, что я расслабляюсь в то время, когда должен собраться и что-то делать. Но что? Я сердито шлепаю рукой по поверхности пруда, и брызги падают мне на лицо.
Что я упустил? Я сажусь и проигрываю в голове с конца до начала все, что делала Пепельный Июнь: прыжок в яму, бешеная гонка к «Знакомству», головокружительный спуск по лестнице, письмо, брошенное в печку…
Я подскакиваю.
Это была не печка.
Это была Пуповина.
Я бегу к ней. Даже издалека вижу мигающий прямо над дверцей зеленый свет. Оказываюсь там за несколько секунд.
Вот оно. В уголке лежит маленький, сложенный вчетверо лист бумаги.
Он шелестит у меня в пальцах. Короткое письмо, написанное в спешке. В лихорадочной спешке, чтобы быть точным.
Джин,
Если ты это читаешь, значит, у тебя получилось. Не сердись на меня. И на себя тоже. Больше ничего нельзя было сделать.
Со мной все будет в порядке. Ты оставил мне кое-что. Не важно, насколько темно или одиноко мне там будет, мне будет что вспомнить. Те несколько часов, что мы…
Время еще есть. Приведи геперов обратно. Когда они будут здесь и все выскочат за ними, воспользуйся суматохой и забери меня.
Я в «Знакомстве». Жду.
Быстрее, стой…
Не забывай
На этом письмо обрывается, кажется, на полуслове. Она спешила, буквы написаны вкривь и вкось, кое-как, ее паника видна в каждой черточке.
Я перечитываю письмо вновь и вновь, пока слова не въедаются намертво в мою память, пока ко мне не приходит осознание полной невозможности того, о чем она меня просит.