Роберт, как обычно, говорил без умолка, и Рита не замечала, как летит время. Казалось, она перестала его замечать очень давно. Поэтому с ней под руку шел красивый высокий брюнет, одним только голосом он заставлял верить каждому своему слову. Поэтому же Рита подпрыгивала, чтобы поцеловать его влажные губы, а Роберт подставлял щеку, будто играя. Рита все пыталась достать до него, но красивый мужчина выскальзывал из объятий и поцелуев.
Прежним был только голос. Роберт Спаркс старался сохранить его для жены. Он знал, что благодаря ему Рита чувствовала себя защищенной. Время будто не касалось ее. Рядом шел все тот же статный брюнет, что и тридцать лет назад, а Рита Спаркс была молодой и сексуальной.
Роберт заметил, как прикосновения жены изменились. Они стали чувственными, страстными. Роберт Спаркс понял, что Рита провалилась в воспоминания. Мужчина огляделся и сказал:
– Знаешь, Рита, почему-то мне вспомнилось, как Кевин решил уйти из дома.
Молодая и сексуальная девушка обернулась сгорбленной старухой, чьи ноги дрожали от темной неизвестности. Рита Спаркс вцепилась в плечо Роберта как за перила, боясь не справиться с собственным телом.
– О да, это же наша любимая история, – ответила Рита.
– Я уже вижу скамейку, – говорил Роби. – Думаю, тебе пора отдохнуть.
Парк окружал Риту и Роберта. Всюду простирался дикий лес, голые деревья кольями торчали из почвы и мха. Здесь, в тени, почки не успели созреть и выглядели бесплодными. Весна не успела дойти до таинственного парка.
Они сидели совсем одни. Одни во всем мире. Рита и Роберт. Слепая и поводырь.
– Кевин всегда был смышленым, – сказал Роберт Спаркс. – Он знал, что мы уедем на несколько часов. Должно быть, подслушал наш разговор.
Рита оживилась и добавила:
– Ему было всего одиннадцать лет.
– А по-моему, всего десять. Кевин сложил в свой маленький рюкзачок воду, хлеб, коробок спичек и…
– Одеяльце, – сказала женщина.
– Да. Свое маленькое одеяльце. Помнишь, ты укрывала им его еще младенцем, когда он спал в люльке?
– Конечно, Роберт. Я помню.
Мужчина держал Риту за руку и смотрел на нее, не отрываясь. Их пальцы переплетались странными узорами. Он видел в них жизнь и смерть, руку, у которой есть будущее, и руку, обреченную отдаться земле. Весна пахла свежей почвой, и этот запах не сулил ничего хорошего.
В голове пульсировали мысли. Кевин. Лес. Почва.
– Он хотел жить в домике у озера, – сказал Роберт.
– Это же ты, Роби, рассказывал ему об этом. Это была твоя мечта в детстве. Ты говорил…
– …что мы с отцом любили рыбачить на одном красивом озере, – продолжил за нее Роберт Спаркс. – Мы сидели на берегу дни и ночи. Кажется, мы ни разу не поймали хотя бы одной рыбешки. Но я любил это время за то, что он был рядом, за то, что мы были рядом друг с другом. Мы оба любили проводить там время, и однажды он сказал: «Если бы я стал богатым, первое, на что бы я потратил деньги, это построил нам домик прямо на берегу… – Роберт сделал небольшую паузу и продолжил. – Так нам бы не пришлось никуда уходить». Но…
Рита остановила его, сжав руку:
– Не надо. Я знаю.
Она впервые была серьезной. Возраст и тяжелая болезнь выступили с морщинами. Роберт не признавался, но его пугала Рита. Пугало ее состояние. Он делал все, чтобы она смеялась, иначе Роби не выносил эту боль.
– Давай вернемся к истории, если ты хочешь, милый, – сказала Рита.
Роберт Спаркс отвел от нее взгляд. Он посмотрел на замок их рук и понял, что ему некуда отступать. Его губы произнесли:
– Я хочу.
Рита улыбнулась, и болезнь отступила.
– Кевин шел по проселочной дороге. Местные не пользовались ей несколько лет из-за глубоких ям, которые испортили не один автомобиль. Они предпочитали ездить в объезд, – говорила она.
– Поэтому никто не видел маленького мальчика с рюкзаком за спиной. Кевин шел и боялся каждого шага. Лай собак казался ему волчьим воем.
– Это ты рассказывал ему про волков, – сказала Рита.
– Да. Это я рассказывал ему про волков. Я надеялся, что тогда он будет осторожным, а не кинется в лес, – говорил мужчина. – Кевин шел вперед спиной, в нем боролись гордость и отчаяние. Гордость не отступала, а отчаяние смотрело на то, как отдаляется крыша дома, теряются собственные следы.
Роберт помешал Рите сказать. Он читал слова как молитву, веря в каждую букву.
– Как он ни старался, дом стерся с горизонта, и Кевин боялся, что этого не исправить. Он боялся, что не сможет вернуться домой, а тем временем опустились сумерки.