Когда уже солнце коснулось верхушек деревьев, мы были в 3–4 километрах от заимки. Корней Корнеевич хотел взять на себя роль проводника, но мы вспомнили, как несколько лет назад по его милости, в двух километрах от избушки ходили по кругу несколько часов. Тогда происшествие Корней Корнеевич объяснил просто. У него на правой лыже оборвалась часть крепления, одна нога отставала от другой, и он повёл нас по кругу. Не смог старик сознаться, что заплутал, ну и ладно.
К избушке мы попали в полной темноте и без происшествий. Откопали её от снега, и зашли вовнутрь. Все было на своих местах, значит, никто не потревожил тишину и спокойствие нашего охотничьего «стана».
Затопили печку, согрели чайник, накрыли стол, и приступили к трапезе. Корней Корнеевич потряс флягой со спиртом, и предложил пригубить по глоточку с морозца, на, что получил выговор.
Завтра начинается активная фаза охоты, негоже осквернять её перегаром. Смирившись с мнением большинства, Корней Корнеевич поживился не слабо, чем Бог послал. Разомлев от тепла и пищи, Корней Корнеевич улёгся, не раздеваясь на нижние нары, и тихонько посапывал.
Посоветовавшись с товарищами, решили первым завалить кабана, потом лося, а медведя последним, так сказать это будет венцом всей охоты. Эту последовательность мы довели Корней Корнеевичу утром, чтобы он чего-нибудь не портачил. Роптания с его стороны не было никакого.
Первые два пункта охоты мы выполнили с интервалом в один день без проблем. Освежёванные и порубленные, на равные куски кабан и лось, мирно мёрзли на высоченной ели возле нашей избушки.
А вот с медведем посложнее. Зима выдалось холодная, снежная. Корней Корнеевич говорил, что осень было мягкой, ягод было много, медведи долго не ложились в спячку, одного даже гоняли на окраине деревни, когда он ел капусту на огородах.
Мы, разбившись на две группы, разошлись в разные стороны в поисках берлог медведей. В таких поисках есть одна особенность. Когда зима суровая, то духовая проталина берлоги, почти не заметна, и тогда нужно более-менее пригодные для берлог места прощупывать длинной палкой, типа болотной слеги.
Три дня прошли безрезультатно. Мы все дальше удалялись от избушки, но найти берлогу не смогли. Честно говоря, меня уже даже посетила мысль, что в этом году с медведями, что-то не так, и уеду домой без шкуры. Ох, и будет подтрунивать надо мной жена. Скажет, что я, как старый пёс потерял нюх.
Чтобы как-то отдохнуть от мотания по тайге и успокоиться, мы объявили один день выходным, т. е. никуда никто не пойдёт.
Корней Корнеевич был очень рад такому повороту дел. Самолично стряпал возле плиты, варил суп, кашу, чудно у него это получалось, и всегда вкусно.
Все вместе мы с аппетитом отобедали. Правда, Корней Корнеевич во время трапезы почему-то отлучался за пределы избушки. Как мы поняли по запаху, проведывал свою фляжку.
После обеда, на крыльце избушки мы уселись осматривать самопальную карту, на которой отмечены все изведанные нами окрестности. Корней Корнеевич, в какой уже раз проверил свою флягу, и с гордым видом, заложив руки за спину прогуливался перед крыльцом. Сказал нам, что отойдёт «до ветру» на минутку нырнул за ближайшую ель.
Мы же с друзьями продолжали изучать и наносить новые направления на карту. Сколько времени у нас ушло, я не могу сказать, ну меньше пяти минут это точно. Оторвать глаза от карты меня заставил душераздирающий крик Корней Корнеевича и звук, похожий на рык медведя. Друг мой Федька бросился в избушку и через пару секунд стоял с карабином на изготовку.
Из-за елей по пояс в снегу, создавая снежную завесу похлеще какого-то снегохода, бежал Корней Корнеевич, а за ним прыжками громадный медведь. С призывами о помощи, используя матерную часть русского языка, Корней Корнеевич пробежал мимо избушки, как бы увлекая медведя за собой.
Федька не оплошал, вложил таки пулю косолапому, прямо в глаз. Медведь остановился резко, не учёл, а может и не знал, что есть такая наука, как физика и второй закон Ньютона никто не отменял. Естественно по инерции медведь перевернулся через голову, резко поднялся на задние лапы, и, размахивая передними лапами, двинулся в нашу сторону. Второй Федькин выстрел был тоже в глаз и был последней точкой в медвежьей биографии. Медведь грохнулся в метре от меня и больше не издал ни одного звука.
Зато Корней Корнеевич продолжал поминать всех святых и нехристей известным ему способом, уходил от избушки все дальше и дальше. Что такое страх, мы люди военные, знаем не понаслышке, и поэтому, быстро надев лыжи, бросились догонять нашего кашевара, благо колея, проделанная им в снегу не была бы занесена даже в самую сильную пургу. Федька же остался приводить в порядок медведя, имея к этому громаднейший талант.