Выбрать главу

Итак, Фонштейн, Калмыков. Чуть в стороне — Константинов. И Грибушин, пожалуй. Это птица другого полета. Он отлично сознает свою выгоду и до обычной кражи вряд ли опустится. А Ольга Васильевна? Весной, когда дом Чагиных взят был под наблюдение, она, вероятно, это заметила и сама донесла в ЧК на мужа, чтобы сохранить себе жизнь и свободу. Хитрая баба, от нее всего можно ожидать. Но осторожная. Ради перстня, пускай даже ценой в тридцать три тысячи рублей, рисковать репутацией не станет. Зато, например, могла подбить Каменского, обещав ему за это свою любовь. И теперь нарочно не смотрит на него, любезничает с Грибушиным. А Каменский за ней давно увивается, даже катер, ходивший до Нижней Курьи, назвал ее именем, на что покойный Чагин ответил по — своему: самое дешевое и грубое мыло начал штемпелевать печаткой «Каменское». Значит, Каменский. Впрочем, и Грибушин, по всему видать, зол на генерала, вполне может подложить ему свинью, убедив себя, что это не кража вовсе, а нечто иное. Мурзин от Калмыкова и Фонштейна мысленно передвинул Грибушина поближе к Ольге Васильевне и Каменскому. К ним же приставил и Сыкулева — младшего: ему сам бог велел украсть, он в своем праве. И не трус, нет. А Шамардин? Для него это дело самое безопасное, и по физиономии видать, что высокими принципами не отягощен.

И все — таки вначале Мурзин решил понять другое: не кто взял, а куда дел, если взял. Можно, скажем, незаметно выбросить за окно. В сугроб, чтобы после подобрать. Но сугробы перед губернаторским особняком расчищены, а швырять просто так, на добычу, первому же прохожему, рисковать с единственной целью — насолить генералу, на это мог отважиться только один человек — Грибушин. Правда, Сыкулев — младший, вытаскивая из тайника свой перстень, мог шепнуть кому — нибудь из домашних, чтобы караулили под окнами, ждали, когда выбросит, но это предположение пришлось отмести. Сыкулев был вдовец и страшно скуп, в последние месяцы даже прислуги не держал; в доме у него обреталась лишь сожительница, она же кухарка, женщина необъятных размеров — из тех, про кого говорят, что в три дня не обскачешь, незамеченной появиться под окнами она не могла. Кроме того, по словам часового, уже допрошенного Пепеляевым, ни эта баба, ни какие — то другие подозрительные личности возле комендатуры не околачивались.

Мурзин откровенно оглядывал залу, в то же время наблюдая и за купцами, как в игре «горячо, холодно». Кинуть перстень в камин? Но и эта мысль Пепеляева уже осенила: пламя заливали водой, Шамардин лично разгребал головни, но ничего не нашел. Или нашел и спрятал? Ведь его — то не обыскивали. В таком случае кто — то должен был бросить перстень в камин. Но кто? И почему тогда не потребовал обыскать и Шамардина, когда тот ничего не обнаружил? Или побоялся этим требованием выдать себя? Голова шла кругом от всех этих предположений.

Положить в люстру, в один из плафонов? Нет, надо для этого поставить стул на стол, вскарабкаться. Куда там? А кроме стола и стульев, никакой мебели не было ни в самой зале, ни в примыкавшей к ней крошечной комнатушке, где в старые добрые времена, как объяснял Фонштейну Калмыков, стояла кушетка, губернаторы на балах, устав от шума и танцев, ненадолго уходили туда прилечь. Теперь комнатушка была совершенно пуста — голые стены.

Оставался еще паркет: могли украдкой сунуть под паркетину. Мурзин медленно прошелся по зале, то и дело останавливаясь и сапогом пробуя пол, но истертые, давным — давно не вощенные дощечки лежали плотно, прочно, ни одна даже едва уловимым раскачиваньем не выдавала под собой тайника. И где же этот перстень, если всех купцов обыскивали? У Шамардина? Или в самом деле Грибушин выбросил в форточку?

— Послушайте, капитан, — спросил Мурзин, глазами указывая на Ольгу Васильевну, — а кто обыскивал даму?

Шамардин отвечал, что приглашали из канцелярии ремингтонистку Милонову.

— Я хочу с ней поговорить, — сказал Мурзин, и через пару минут, приведенная юнкером — часовым, появилась эта Милонова, робкая барышня с толстыми плечами.

Мурзин взял два стула, отнес их в комнатушку, где отдыхали губернаторы. Затем провел туда Милонову и прикрыл за собой дверь.