Николаеву было обидно; действительно, все складывалось очень хорошо сначала. У многих ребят не было родителей, у некоторых родственники оставляли желать лучшего, только единицы вроде Руслана могли похвастаться полной семьей и приличными предками, способными постоять за свое детище. А теперь эти единицы развили такую бешеную активность, что майор, того и гляди, слетит со своего места. Николаев со скрытой ненавистью поглядел на сытое лицо молодого генерала. Этот-то точно выкрутится, видать, есть у него наверху лапа, готовая защитить своего ставленника. Майор чувствовал себя страшно уязвимым, словно голым; он не привык зависеть от судьбы, от людей. Не привык бояться. А сейчас его тяготила ситуация, в которой он мог стать козлом отпущения и лишиться того, что честно заработал, заслужил за всю свое нелегкую жизнь. Он стал думать о себе в стиле газетных передовиц; он не был жадным, алчным, практически не имел сбережений, обстановка его квартиры была убога, а жена, Маруся Кошкина, и вовсе была равнодушна к мирским благам. Они привыкли довольствоваться малым. Однако только сейчас Николаев сообразил, что это малое не так уж мало. Квартира просторна и светла, хоть и скудно меблирована; это — государственная квартира, служебное жилье. Если что-то случится, если его погонят со службы, с жильем придется расстаться, переехать куда-нибудь в общежитие или в комнату в коммуналке. Он получает отличную зарплату, а о продуктах и вовсе не приходится беспокоиться: все распределяют прямо на службе, выдают пайки, так что майор ни разу не стоял в очередях, где часами давятся обычные люди. Ну, и пенсия, главное, пенсия. Без денег его не оставят, но он получит жалкие крохи, на которые только и можно будет вести полуголодное существование. Его разжалуют, лишат всех привилегий, он станет беспомощным пенсионером, а Маруся непременно уйдет от него. В этом не приходится сомневаться! Если она узнает, что его выгнали или наказали, она тут же напишет заявление о разводе и первая выступит на партийном собрании, обличая его моральное разложение и черт знает что еще. И во всем виноват этот хмырь, молодой, да ранний, задумавший всю историю с организацией экспедиции. Николаев почувствовал, что у него повышается давление, начинает ломить затылок, что часто происходило в последние дни.
— Завтра следует выехать на поиски вместе с военными, — продолжал начальник как ни в чем не бывало, весь самодовольный его вид говорил о том, что он заранее предвидел возможную гибель экспедиции и теперь точно знает, что нужно делать. — Прочешите всю местность, особо допросите местных жителей. Методы можно использовать всякие, тут не мне вас учить. Главное — добыть информацию. Пока мы связались с местной милицией и начальством лагерей, они окажут всю возможную помощь. И еще привлекли местного летчика, Патрушева, так что команда у вас подобралась отборная, замечательная. С такими товарищами вы быстро найдете туристов.
— Или то, что от них осталось… — вздохнул Николаев, не удержавшись, а на лице генерала появилось недовольное выражение. Он укоризненно погрозил пальцем:
— Что за пессимизм! Может быть, они просто заплутали в тайге или кто-нибудь заболел, вот они и не могут двигаться дальше. А рация просто сломалась, вот и все.
Николаеву показалась знакомой фамилия летчика. Где же он мог раньше ее встречать? И тут он вспомнил секретное донесение, там упоминалась фамилия Патрушева, видевшего странные огненные шары… Нужно будет подробнее расспросить этого товарища о том, что происходило, что он видел.
Ни к селу, ни к городу, Николаеву вдруг пришло на ум странное предсказание, сделанное ненормальным ученым по линиям его руки. Дескать, майору следует избегать всего необычного и удивительного, иначе его там ждет смерть. Удивительно то, что тогда майор и думать не думал о том, что ему самому придется ехать в дикие уральские леса, к горам с неприятными названиями, искать пропавших студентов. А теперь именно его начальство решило командировать с поисковой группой, чтобы избежать излишней утечки информации. Поистине, судьба играет человеком! Майор упрекнул себя в том, что впадает в мистику, и стал еще внимательнее вслушиваться в плавную речь генерала, говорившего о способах, с помощью которых можно было скрыть важные факты и уменьшить свою вину. Ему очень хотелось представить дело так, что родное ведомство вроде и ни при чем, обычный поход, обычные студенты, обычные проблемы. Если наверху узнают, как обстояли события на самом деле, могут полететь головы…
В отделение милиции поселка Вижай явился довольно грязный парень, в котором, однако, легко можно было узнать городского жителя. Он пришел на длинных спортивных лыжах, одетый в вогульскую меховую малицу поверх истрепанной куртки. Малица была расшита крупным бисером, что придавало грязному свалявшемуся меху довольно странный вид. Парень представился Анатолием Угловым, студентом политехнического вуза города Свердловска. Он был упитан, румян, но на лице его застыло тревожное и пугливое выражение
— Я хочу спросить… — путался парень в словах, стесняясь и робея, кротко глядя на участкового, источающего запах вчерашнего перегара. — Я хочу заявить… Вы не знаете, не возвращались ли студенты, то есть там один был не студент, а товарищ Зверев, они должны были вернуться за мной, но, возможно, пошли другой дорогой… Я ждал-ждал, но занятия в институте давно начались, а за мной никто не пришел, и ничего не сообщили…
— Значит, студенты, говоришь… — медленно соображал участковый, стараясь выплыть из сивушного дурмана хотя бы на пару минут. — Должны были вернуться и не вернулись… — Яркая вспышка мысли озарила милиционера. Пропавшие студенты! Ведь это из-за них все тут на ушах стоят уже неделю; ведут поиски, опрашивают местное население, рыщут по тайге, не дают спокойно жить! Задергали и заездили, в лагерях начались шмоны, ужесточили режим, ищут беглых, которых по весне всегда немало в этом краю, густонаселенном зоновским контингентом. А тут выходит из лесу вот этот парень и говорит, что он и есть студент из пропавшего отряда! В сознание медленным ручейком потекла радость, словно водка в стакан. Теперь он может получить и повышение, и благодарность, и ценный подарок; розысками-то занимаются люди из очень серьезного ведомства! Между тем студент продолжал:
— У меня нога заболела, и меня отправили обратно. Я долго ждал, почти две недели, но никто за мной так и не пришел. Мне кажется, товарищ милиционер, что они все погибли. Пожалуйста, прикажите начать поиски, может, еще можно что-то сделать!
Участковый мало что понял из объяснений парня и на всякий случай, придвинув к себе вырванный из ученической тетрадки листок, сурово спросил:
— Где жил, у кого, говори адрес, фамилию, судимости!
— У одной женщины в избушке, а адреса я не знаю, могу только показать… — забормотал густо покрасневший студент. — Я ей по хозяйству помогал, продуктами поделился, вот она меня и пустила пожить… — Толик совсем сник и уже готов был признаться, чем занимался долгими зимними ночами в вонючей избушке, однако милиционер что-то карябал на листочке, сохраняя суровое выражение лица, и переходил к новым вопросам, которые вовсе не касались пропавшего отряда, а отражали скорее бездну алкогольной фантазии служителя закона.
Он спросил, какие предметы изучал в институте Углов, хорошо ли учился, был ли судим, может ли убить человека и так далее. В конце концов, оставив в покое совершенно обескураженного и измученного парня, участковый с важным видом поднял тяжелую трубку допотопного телефона и принялся дозваниваться до Ивдельского отделения милиции. Это удалось только через час, на линии были помехи, так что дежурный уловил всего лишь, что нашелся потерявшийся студент. Информация немедленно ушла наверх, и через несколько часов в отделение милиции, представлявшее из себя убогую избу, ввалился весь поисковый отряд. Это были крепкие военные с незначительными полустертыми лицами, одетые в добротные полушубки, под которыми виднелись портупеи. Их было человек десять, и от присутствия здоровых крепких мужчин в помещении стало жарко и тесно, как в хорошо натопленной бане. Углова немедленно взяли в оборот, усадили лицом к свету и принялись с таким давлением допрашивать, что парень весь взмок от обильного пота. Особенно усердствовал Николаев. Он устрашающе равнодушно оглядывал Толика и снова, и снова повторял одни и те же вопросы: