Подумав с минуту, Кэтрин поставила наш «Жучок» рядом с блестящим «мерином» и заглушила двигатель. Ни одного полицейского или военного у входа или поблизости от клиники не наблюдалось, что, на мой взгляд, было странно. По идее, при появлении этих раненых «американских вояк» здешние дисциплинированные медики должны были вызвать каких-нибудь представителей «органов», без разницы от кого – местных властей или оккупационной заокеанской армии. Да и вообще, на крыльце и у машин не было ни одного человека. Слишком раннее утро?
Никакой беготни и паники тоже пока не чувствовалось, хотя что-то подсказывало мне, что это весьма обманчивое ощущение. Похоже, мы приехали сюда в тот редкий момент, когда война уже идёт, а сплошной поток раненых и покалеченных ещё не потёк в больницы и госпитали. И, судя по всему, парочка наших «клиентов» сегодня оказалась в числе первых. Весьма незавидное и где-то даже трагическое «первенство». Если всё идёт так, как идёт, здешние больницы захлебнутся в этом мутном потоке через считаные часы…
С одной стороны, всё это было хорошо (тишина нам на руку), а с другой – плохо (поскольку в любой момент мог начать прибывать транспорт с ранеными).
– Жизненные показатели одного из наших подопечных закритические, – прервала мои мысли напарница, пряча «беретту» с глушителем в правый боковой карман своего плаща.
– Прямо помирает?
– С вероятностью восемьдесят пять – восемьдесят семь процентов. Спрячьте ваш пистолет, командир. И без надобности не доставайте.
С этими словами она вылезла на свежий воздух. Я засунул длинный и неудобный из-за глушителя ствол во внутренний карман куртки (он там еле-еле поместился), рассовал по другим карманам запасную обойму и удостоверение. Потом, застегнув куртку, заглянул на заднее сиденье и достал из сумки с трофейным боезапасом две американские гранаты М26 – по форме вроде нашей «лимонки», но с гладкими, а не ребристыми корпусами. При этом мне пришло в голову, что вообще со стороны это должно выглядеть более чем подозрительно – вполне обывательского вида «Фольксваген» (кстати говоря, честно угнанный на большой дороге), на заднем сиденье которого среди чемоданов свалены ещё и туго набитые армейские подсумки с гарандовским карабином в придачу. Любой полицейский, заглянув через стекло, тут же поднимет тревогу. Слава богу, полицейских вокруг не было. Во всяком случае – пока…
Воровато сунув гранаты в боковые карманы куртки (зачем я их в этот момент вообще прихватил, сам не мог понять – чисто инстинктивно, сработало что-то вроде фронтовой привычки, мало ли), я выбрался из машины. Видела Кэтрин мои манипуляции или нет – не знаю. Во всяком случае, она ничего по этому поводу не сказала.
Далее мы, напустив на себя максимально деловой вид, поднялись по ступенькам и вошли в приёмный покой сквозь широкую стеклянную дверь. Подозреваю, что мы выглядели довольно странной парочкой – молодая, весьма модно одетая женщина и как попало прикинутый рослый мужик в мятых шмотках, со слишком туго набитыми карманами…
А вот внутри клиники некие признаки паники, кажется, присутствовали. Освещение горело явно вполнакала и в конце коридора первого этажа было видно каких-то бегающих людей в белом. Некоторые из них тащили картонные коробки и что-то кричали друг другу. Что именно они орали – разобрать я не смог, как ни пытался…
За высокой стойкой обвешанного жизнерадостной рекламой каких-то лекарств концерна «Байер» приёмного покоя нас встретила довольно страшненькая, хотя и вполне себе молодая (на вид лет двадцать пять, не больше) медсестра или санитарка в синем форменном платье с длинными рукавами, дополненном накрахмаленными белыми передником и косынкой. Взгляд у медсестры был испуганно-потерянный, и она всё время косилась то на два стоящих перед ней на стойке телефонных аппарата (явно городской и внутренний), то в тот самый коридор, куда-то себе за спину.