— Я растерял связи, — сказал Фейн, — все, что я мог получить в разведке, едва ли может пригодиться тебе. Я все забыл. В течение последних двадцати лет я был журналистом-поденщиком.
— И писателем, — добавил Пик. — Насколько мне известно, в Фольк уид Вельт, Чисттельник и Венгерском книжном издательстве мировой литературы вышло немало твоих книг. Ты должен был сколотить приличное состояние за эти годы.
— В неконвертируемой валюте.
— Как тебе пришло в голову писать такие книги?
— Чисто случайно. Я редактировал каирскую газету, выходящую на английском языке, во время суэцкого кризиса. И мне показалось, что можно написать книгу, смотря на вещи с новой точки зрения, с учетом спроса.
— Я читал ее.
— Это был единственный способ опубликовать книгу. Грандиозное упражнение в притворстве. В Англии было продано шестьсот экземпляров и один миллион в странах за «железным занавесом».
Пик поганенько засмеялся дребезжащим носовым смехом. Смех Пика всегда раздражал Фейна.
— Чудесно, потрясающе, великолепно! Фейн, опасный фашист, чуть было не назначенный в спецотдел разведки, сейчас выступает в роли борца за свободу для угнетенных народов. Кстати, что мы беспокоимся? С точки зрения наших друзей, ты человек, который имеет сотню заранее подготовленных алиби. Между прочим, ты все еще фашист?
— Скажи мне, что ты имеешь в виду, говоря «фашист», и я отвечу тебе.
— Я имею в виду твои высказывания о том, что войну следует окончить, когда Германия вторглась в Россию. Ты придерживаешься этих взглядов и сейчас?
— Безусловно, и я полагаю, что ты их тоже разделяешь. Я должен думать, как думает любой интеллигент. Европа, мы знаем, была бы спасена.
— Знаешь ли ты, что я разрабатывал тебя в службе безопасности? — сказал Пик.
— Это было ясно как дважды два.
— Я представил донесение в выгодном для тебя свете. У тебя были оригинальные идеи, и ты их не скрывал, но я не видел в том угрозы для безопасности.
— Я тебе благодарен за это.
Официант подошел, неся на подносе два стакана с виски. Пик расплатился с ним, вынув банкнот из портмоне крокодиловой кожи. Погладив портмоне, сунул его в карман.
Старуха с лицом, покрытым румянами, как маской, вскарабкалась на эстраду, плюхнулась на стул у пианино и забарабанила по клавишам. Три полнотелые дамы в униформе школы бурлеска вышли на эстраду. Зал стал наполняться мужчинами со спокойными набожными лицами. Они занимали места тихо, как перед причастием. Фейна неприятно отвлекала обстановка, а Пик был спокоен и сосредоточен.
— Я хотел бы, чтобы во внимание было принято мое материальное положение. На какой срок я буду оторван от работы?
— Недель на шесть. Может быть, два месяца. В стране тебе придется находиться около месяца, но некоторое время займет подготовка к выезду.
— Я заказал обзоры по книгам для различных газет. Может быть, мне удастся уговорить их предоставить краткосрочный неоплаченный отпуск.
— Твое материальное положение будет принято во внимания. Наши друзья, безусловно, не заинтересованы в том, чтобы твои финансовые дела страдали. Я полагаю, что тебе будут платим тысячу фунтов в неделю. Этого будет вполне достаточно, чтобы существовать безбедно, пока не подыщешь себе работу.
— Это уйма денег, — признался Фейн.
— Ты имеешь право на эту сумму.
— В чем будет заключаться моя работа?
— Как я сказал, ты посетишь по приглашению одну страну. Ты будешь жить в лучшем отеле, тебе покажут все, что тебя интересует. Ты будешь почетным гостем как известный, по их мнению, литератор. Ты должен будешь рассказать обо всем что там видел, по возвращении.
— Оборонительные сооружения и так далее?
— Отчасти.
— Насколько я понимаю, мне не придется связываться с кем-либо, не надо будет знать пароли, код и прочую ерунду?
— Безусловно. Ты не будешь рисковать. Ты знаешь, так же как и я, что такую работу журналисты выполняют всегда.
— Я хотел бы быть абсолютно уверенным.
— Разве ты не был в команде сто первой, которая занималась похищением генерала Бартолини? Ты же добровольно принимал участие в этой операции.
— То была Швейцария.
— Мне всегда было свойственно любопытство. Укол делал ты.
— Нет, фельдшер.
— Операция была проведена образцово. Кстати, во мне снова заговорил профессиональный интерес. Ты не знаешь, что твой друг фельдшер использовал для укола?
— Не имею ни малейшего понятия. Что-то весьма примитивное, насколько я могу судить. Если хочешь, я могу описать реакцию пациента после укола. Он стал плаксивым, его пронесло.
— Этого для нас мало. Однако, возвращаясь к теме нашего разговора, я хотел бы, чтобы ты не недооценивал своих возможностей.
— Я не знаю. Я знаю свои пределы. Швейцария — тихая страна. А сейчас речь идет о стране с «железным занавесом».
— Не совсем.
— Тогда что же это за страна?
— Что за страна?
Внимание Пика было отвлечено представлением. На эстраде стало шумно. Комичный учитель с фальшивым носом и рыжими бакенбардами березовой веткой гонял здоровых, уже полураздетых в процессе стриптиза школьниц. Именно этот эпизод и нравился Пику. Он хотел получить максимальное удовольствие, прежде чем перейти к делу.
— Я не очень уверен в том, что мне следует говорить тебе, что это за страна. Это Куба.
— Там чертовски жарко.
— Да, говорят.
— Но я не знаю испанского.
— Тебе и не надо его знать.
— И когда мне надо выезжать туда?
— Как только ты будешь готов.
— Я должен еще раз все взвесить. Надо надумать.
— Конечно.
— Ты сказал, месяца через два?
— Наверно, так.
Восемь тысяч, думал Фейн. Это был открывшийся сезам, золотой ключик, паспорт в новую жизнь, свобода, написанная в небе громадными буквами. Эта баснословная сумма может быть последним шансом в его сорок четыре года. Он может аминировать от смерти при жизни, в которой он пребывал, разорвать цепи рутины, сковывающие его все эти годы, это яркий свет, маяк. Думая над тем, что ему предлагают, пытаясь понять, что это может значить, Фейн почувствовал, что его мучит жажда.
Во рту его пересохло. Еще один шанс на жизнь, возрождение к жизни.
— Идея заманчивая, — сказал он, облизав губы.
Пик наблюдал за ним, полузакрыв один глаз, словно смотрел в микроскоп. Он напомнил Фейну гадюку.
— Я знал, что ты заинтересуешься этим.
Через неделю Пик позвонил Фейну.
— Алло, Чарльз, — сказал он. — Есть ли новости? Еще не обдумал?
— Да, я обдумал.
— И мне кажется, что ты принимаешь предложение?
— Я думаю, что да, — сказал Фейн. — Я хотел бы обговорить с тобой один или два пункта.
— Отлично. Когда я могу видеть тебя?
— В любое время. Сейчас, если хочешь.
— Хорошо. Я сейчас же беру такси и еду.
— Давай начнем с того, чем ты занимался сразу же после я школы. Что ты тогда делал? — спросил Пик.
— Работал в гараже, заправлял автомашины.
— После окончания школы с отличием?
— Можно было пойти клерком в местный банк и получать два фунта пять шиллингов в неделю с ежегодной прибавкой пять шиллингов в неделю. Ты, наверное, помнишь, что в тридцать седьмом было не густо с работой. Если у тебя нет связей по школе, — сказал Фейн.
— Очевидно, у тебя возникло недовольство жизнью?
— Вероятно.
— Странно, что интеллигент твоего типа не пришел к коммунизму, — сказал Пик.
— Я не верил в массы.
— Некоторым образом, — сказал Пик, — я начал лучше, чем ты. Как продукт доктора Барнардо, я начал с начала. Несколько подбадривает, когда все делаешь с самого начала. Ты, вероятно, попал между двумя стульями.
— Меня беспокоит одна вещь, — сказал Пик. — Годы тысяча девятьсот тридцать девятый — тысяча девятьсот сорок пятый. Как ты думаешь заполнить их?