– Да, да, – проговорил Весельчаков, который не помнил подобного факта из биографии французского императора, но вполне удовлетворился объяснением следователя.
Подошёл официант, и Геннадий Иванович машинально проговорил:
– Мне тоже, что и всегда.
– И мне тоже, что ему, – с такой поспешностью добавил Наполеонов, что официант невольно улыбнулся, но тотчас снова натянул на лицо маску вежливой почтительности.
Весельчаков тоже не смог сдержать улыбки:
– Но вы ведь даже не знаете, что я заказал. Вдруг вам не понравится.
– Понравится, – уверенно ответил Наполеонов, – не будете же вы заказывать нечто несъедобное.
– Логично, – отозвался слегка оттаявший мужчина и добавил: – Летом здесь вообще прелестно.
– Да?
– В скверике много берёз, цветов, фонтанчик, после обеда можно прогуляться или посидеть на лавочке.
– Ах, в этом смысле, – проговорил Наполеонов, думая о своём.
Ели они молча, хотя и движения, и мимика Весельчакова выдавала его нетерпение. Но Наполеонов не торопился.
Блюда, заказанные Геннадием Ивановичем, пришлись ему по вкусу, и он наслаждался едой.
Закончив есть, Наполеонов вытер губы и руки салфеткой и проговорил, обращаясь то ли к себе, то ли к собеседнику:
– Я был почти уверен, что Лёнчик успел всё рассказать вам.
– Да что всё, в конце концов?! – воскликнул, уставший томиться в неизвестности Весельчаков так громко, что на них стали оглядываться другие посетители кафе.
– Извините, Геннадий Иванович, – ответил следователь, – просто позавчера ночью друг вашей дочери стал свидетелем убийства.
– Свидетелем чего? – изумлённо переспросил Весельчаков.
– Убийства. Чего вы так удивляетесь? К сожалению, время от времени они случаются и на нашей малой родине.
– Господи! – проговорил мужчина, точно не слыша последних слов следователя. – Ведь я проводил его почти до дома!
– Вот именно, что почти, – заметил Наполеонов.
– Там осталось два шага шагнуть.
– Ну, допустим, не два, а больше.
– Какой там больше! До дома Лёнчика было рукой подать!
– Хорошо, не будем спорить. Только скажите, почему вы не проводили его до подъезда?
– Так не разрешил он!
– Почему?
– По глупости! Боится, что кто-то увидит, что его, такого большого мальчика, провожают.
– И что?
– Ничего! – нетерпеливо отмахнулся Весельчаков. – Подростковая психология. А я старый осёл!
– По-моему, вы льстите себе, – улыбнулся Наполеонов, наблюдая за самобичеванием собеседника.
– Это ещё почему? – насторожился мужчина.
– Потому, что осёл – это счастливое животное.
– Скажете тоже, – фыркнул Весельчаков.
– А вот и не скажите, – бодро произнёс следователь, радуясь тому, что разрядил накалившуюся обстановку. – Как сейчас помню слова старого шута Фрёлиха из книги Юзефа Крашевского «Графиня Козель»: «Мяса ослиного не едят, толстая шкура отлично защищает от побоев, а когда длинноухому вздумается запеть, все разбегаются в разные стороны, и он наслаждается покоем. И к тому же он неприхотлив, может даже старой метлой прокормиться. Разве есть на свете более счастливое существо?»
– Если только с этой точки зрения, – улыбнулся Весельчаков не столько от слов следователя, сколько от сознания того, что с Лёнчиком ничего не случилось. В душе он поклялся себе, что теперь упрямство парня не помешает ему провожать его в случае необходимости до квартиры.
– Геннадий Иванович, – сказал следователь, – теперь, когда вы больше не волнуетесь о Федотове, постарайтесь вернуться мысленно в тот поздний вечер.
– Это не трудно, – отозвался мужчина.
– Тогда расскажите мне обо всём, что тогда произошло.
– Так ведь и рассказывать-то нечего. Дети и я вместе с ними увлеклись, они готовились к олимпиаде. Когда посмотрели на часы, испугались, так много было времени.
– Разве родители Федотова не звонят вам, если сын задерживается?
– У Лёнчика только мама. Она за день так наработается, что с ног валится. И потом она знает, что всегда может положиться на меня.
– То есть Лёнчик не первый раз задерживался у вас допоздна, – скорее констатировал, чем спросил Наполеонов.
– Не первый, – подтвердил Весельчаков, – но так поздно он домой ещё ни разу не отправлялся.
– Почему же вы не оставили его ночевать у себя?