— Ты едешь так, как будто все здесь знаешь, — удивляется Катя.
— Нужно знать свою страну… — отшучиваюсь я.
Девушка замолкает и смотрит на небольшой дизельный тягач, который тащит мимо нас штук пять крытых вагонов.
Переезд открыт, катим дальше мимо совсем уже убогих домишек, среди которых лишь изредка попадаются двух— или трехэтажные. Во дворах и на пыльных, незаасфальтированных улочках полно цыганских детишек. У водонапорной колонки толпятся взрослые цыгане с ведрами и несколько лошадей пьют из большого корыта.
— Почему здесь так много цыган? — спрашивает Катя.
— Шанхай… — бросаю я, Катя смеется:
— Шанхай в Китае!
Объясняю ей, что такие убогие районы, заселенные в основном рабочим или бродяжим людом, существуют почти во всех более или менее крупных городах и везде их называют одинаково — Шанхай. Почему? Вот этого я не знаю. Проехав поселок почти из конца в конец, еле втискиваюсь в узкий переулок с покосившимися, мешающими проезду высокими заборами. На следующей улице сворачиваю вправо и, проехав с десяток метров, останавливаю машину возле большого трехэтажного дома из белого кирпича. Возле расписных деревянных ворот возится в пыли стайка чумазых черноголовых детишек. Наша машина моментально привлекает их внимание, и тотчас вокруг начинается суета и галдеж. Поднимаю стекла и вылезаю из машины.
— Дядя, дай монету! Я тебе погадаю! — подскакивает ко мне босоногая смуглая девчушка лет восьми в длинном запыленном сарафане.
Потрепав девчонку по голове, иду к воротам. Она бежит вслед за мной.
— Хозяин дома? — спрашиваю ее.
— Дома! А вы к нам?
— Конечно, к вам, — отвечаю я. В воротах открывается калитка, и навстречу мне выходит атлет в джинсах, обтягивающих бугрящиеся мышцами ноги, и расстегнутой на груди, черной шелковой рубашке. На заросшей курчавыми волосами груди — массивная золотая цепь и мощный, грамм под сто, золотой крест старой работы, усыпанный бриллиантами. Мужчина седой, но никто ему не дал бы его пятьдесят четыре года, выглядит он гораздо моложе. Удивленно улыбаясь, он подходит ко мне. Молча обнимаемся.
— Вот уж не ожидал… — смеется цыган.
— .Работа у меня такая — появляться неожиданно… — объясняю ему.
— Ты, я вижу, с друзьями, Волк? — спрашивает он, кивая в сторону УАЗа.
— Мы ненадолго. Нужно отдохнуть до темноты… Но только чтобы… — не договариваю. Цыган понимающе кивает:
— Все сделаем, как надо. Считай, все уже забыли, что здесь твоя машина проезжала, — обещает он.
Я ему верю. Если Барон сказал, значит, так в этом огромном оседлом таборе и будет.
С Бароном я познакомился в зоне.
Цыган досиживал свои шесть лет по статье, достойной настоящего цыгана. Он воровал дорогих племенных лошадей с местного, под Черногоркой, конезавода.
В зоне цыган «стоял» довольно круто, и его откровенно побаивались даже самые горячие головы. Но если у тебя много врагов, ты всегда ходишь по лезвию ножа, тем более в таком месте, как лагерь. Так и было с Бароном. Однажды, когда наш отряд работал на промышленной зоне в вечернюю смену, к Барону пришли на разбор. Я тогда еще считался новичком, ко мне пока присматривались, что, мол, за птица, а цыган уже давно катил в отряде и в зоне за авторитета. На разговор с ним собралось двенадцать человек.
Когда в воздухе замелькали заточки, я не раздумывая врезался в толпу. Двоим вогнал в сердце их же оружие, двоим свернул шеи, остальные отделались переломами.
Администрация тогда так и не дозналась, что же произошло на самом деле, и удовлетворилась нашей версией, — дескать, заключенные ввалились в бригаду и учинили между собой небольшой скандальчик. Вот поэтому у нас неожиданно и набралось в бригаде немного лишних трупов… А мы, то есть цыган и я, здесь ни при чем, тем более что оставшиеся в живых это подтвердили.
Тогда Барон и дал мне погоняло — «Волк». Мы скорешились, и больше ни один пес даже не помышлял померяться силами, в одиночку или с командой, против нашего с Бароном тандема.
Незадолго до освобождения цыган нарисовал мне схему, как его найти в Черногорске, я ее запомнил и теперь могу ходить по этому городу без проводников. Цыган говорил, что в таборе его отец был бароном и что он тех же кровей. Я не очень-то этому верил, но не высказывался вслух, чтобы не обидеть приятеля.
Но похоже, я действительно вижу перед собой Барона.
Загоняю машину в огромный сарай. Цыган усмехается, заметив мое удивление при виде новенького шестисотого «мерседеса».
— Так ты теперь немецкими копытами занимаешься? — смеюсь я. Цыган довольно щерится:
— «Чистая» машина! Куплена исключительно на трудовые сбережения моего табора!
— Приятно встретить хоть одного честного человека… — усмехаюсь я, помогая Кате выбраться из «уазика».
— Проходите, гости дорогие! —приглашает нас Барон в дом. — Чем богаты, тем и рады…
Он запирает сараи и цыкает на вьющихся под ногами детей:
— Джа ромалэ! Идите на улицу!
Те со смехом разбегаются по двору.
Барон выделил нам комнаты, куда мы после невероятно сытного угощения и удалились на полусогнутых. За все время нашего визита цыган ни разу не поинтересовался, откуда и зачем мы свалились на его голову, такие все из себя таинственные. Я ценю его тактичность — не каждый способен помогать другу, не спрашивая ни о чем. Барон считает так: если человек захочет, то расскажет сам, не захочет — значит, так надо. Вольному — воля…
Ближе к вечеру выгоняю УАЗ из сарая.
— Жаль, друг, что не можешь остаться на недельку-другую, — сожалеет Барон. — Могу я тебе чем-нибудь помочь?
— Спасибо, ромалэ. Кроме времени, у нас все есть.
Обнимаемся на прощание.
— Не забывай сюда дорогу, Волк. Здесь у тебя много друзей, теперь ты об этом знаешь, — напутствует меня цыган.
Историк и Катя уже забрались в машину.
— Не буду ничего обещать, сам понимаешь, как судьба нами распоряжается, — говорю приятелю и открываю дверцу машины.
— Подожди, брат… — останавливает он меня, снимает с пальца массивный золотой перстень с замысловатым вензелем по черному камню и подает его мне. — Это наше фамильное, и тот, кто его носит, просто обречен на удачу. Носи, брат, и пусть удача тебя никогда не покидает!
Выезжаем за ворота. Вся семья Барона выходит провожать нас на улицу.
— А машина-то у тебя на УАЗ только седлом и похожа… — лукаво улыбается Барон, идя рядом с открытым окном автомобиля и держась рукой за дверцу, — он как будто коня ведет на поводу…
— С конями у нас все в порядке, — усмехаюсь я и втапливаю педаль газа.
В зеркальце заднего обзора вижу, как Барон обнимает свою женщину, а его детишки еще какое-то время бегут за нами с крикам, но, наглотавшись пыли, быстро отстают .
— Интересные у вас знакомые, — говорит мне историк. — Вот уж не думал, не гадал, что когда-нибудь мне придется останавливаться на отдых в доме самого настоящего цыганского барона…
— Считайте, что еще и не останавливались… — говорю ему. — Мой друг не собирал на встречу своих родственников, вы ни песен не слышали, ни музыки и не видели, как они танцуют и веселятся. Возможно, когда-нибудь мы заедем сюда просто отдохнуть на недельку, и вот тогда…
— Это было бы прекрасно… — размечтался историк.