Жак, ехавший впереди, вдруг воскликнул:
– А там что еще за чертовщина? – и остановил коня.
Подъехавший к нему Роман увидел в луже что-то, похожее на человеческое тело. Когда подъехали поближе, Ослябя соскочил с коня и подбежал к луже. Да, это был человек. Скорее всего монах. Ибо на нем было монашеское одевание. Правда, изрядно изношенное, выцветшее, неоднократно штопанное. Роман поднял его голову. Глянув на лицо, понял: это был старик весьма преклонных лет. Он открыл глаза и что-то пробурчал. Роман не стал слушать, а поднял его. Со старика потоком хлынула вода вперемежку с жидкой грязью. Так пропиталась его одежда.
– Да че ты с ним возися? – крикнул Жак. – Поди напился.
Но Роман его не слушал. Положив на сухое место, он спросил:
– Ты где живешь?
Губы старика зашевелились, по всей видимости, он что-то сказал, но Роман не расслышал и попросил повторить.
– Недалеко, – расслышал он.
– Я тя щас отвезу туда, – поднял и посадил старика на своего коня.
– Один! – весьма громко проговорил старец.
Жак, услышав это, сказал:
– Я поеду на стойбище. А ты вернешься суды и по етой дороге езжай до горы. Она виднеется впереди, там, за ней, мня найдешь.
Роман кивнул, что, мол, понял, и спросил деда:
– Куда ехать, – и махнул рукой прямо на лес.
Лес выглядел диким, заросшим и с конем трудно было передвигаться. Когда лес сгустился так, что коню не продраться, Роману пришлось ссадить старика и в обнимку пробираться дальше. Поняв, что ему придется возвращаться одному, Роман тщательно запоминал дорогу. К вечеру они зашли в такие дебри, что, казалось, вперед нельзя сделать и шагу. Старик попросил помочь ему встать на колени, после чего развернул ветви, за ними скрывался ход. Но пройти по нему можно было только на коленях.
Они долго ползли, пока не уперлись в толстейшее дерево. Меж его корней зияла дыра.
– Спускайся! – Старик показал на эту дыру.
Она вела вниз. Заглянув туда, Роман увидел лестницу. Спустившись по ней, он крикнул старику, чтобы тот начал спускаться, а он его поддержит. Старик послушался.
Когда спустился, опершись о стену, отдышался и, держась за нее, заковылял вглубь. Вскоре дневной свет потерял свою силу. Старик подал Роману свечу, сказав:
– Зажги, сынок.
Роман не мог сказать, сколько они прошли, когда вышли в довольно солидное помещение. Свеча слабо его освещала, и хозяин взял факел, стоящий в углу, и подал Роману. Роман его зажег и огляделся. В глаза бросилась печь у дальней стены. На Руси ее чаще ставят ближе к входной двери. Посередине дубовый стол грубой работы, но сделан на века. Около него видны три спинки ослонов. У одной из стен несколько бочек. В одну из них проложен желобок, по которому течет вода. Бочонок стоял на решетке, туда уходила вода при его наполнении. У стен много разных поставцев, меж которых висят, как снопы, разные сушеные травы. Романа удивило, почему у стола три стула, и не выдержал, спросил.
– Здесь всегда должны были жить три монаха, – ответил старик, пытаясь стащить мокрую одежду.
Роман, видя, как дедок старается это сделать, подскочил к нему и помог разоблачиться. Перед ним предстал высокий, с широкой костью старец. Видать, в молодости был удивительно силен. Кожа на нем свисала, как стираное белье на веревке.
– Дедусь, накось оденься, – и подал висевшую на стене шубейку, – а я разведу огонь, нагрею воды да помою тебя.
– Бог наградит тебя, добрый человек, – сказал старец.
Спросив, где дрова, Роман быстро раскочегарил печь, нагрел большой медный бак и вылил из него воду в бочку.
– Дед, какую тебе запарить траву? – спросил он у него, терпеливо дожидавшего обещанного мытья.
Старику так хотелось помыться, что он забыл даже гостю предложить чем-нибудь перекусить. Роман, опустив в бочку травы, через какое-то время попробовал пальцем воду, сказал:
– Пойдет! Дай-ка, дед, я тебе помогу.
Он взял его на руки и опустил осторожно в бочку. На лице старика столько счастья было написано.
Услышав бульканье, Роман подскочил к бочке. Там старец, ушедший с головой под воду, пытался подняться. Роман подхватил его. Сколько благодарности было в глазах деда.
– Задремал, – начал оправдываться он.
– Пора, наверное, вылазить?
– Неет, нет, – замахал старец руками, – дай напоследок насладиться.