— Злые духи болот! — крикнул Квали, лицо которого приобрело сероватый оттенок.
— Тихо! — приказал я.
Наступила тишина. Мы все напряженно прислушивались, и вот снова откуда-то издалека донесся тот же звук. Он напомнил одновременно шипение и свист, которые, постепенно затихая, вдруг сменились не то кваканьем, не то мяуканьем. Странные это были звуки. В них слышались угроза и вызов и какая-то неукротимая слепая ярость. Свист и мяуканье повторились несколько раз и вдруг резко оборвались. Мы прислушивались еще некоторое время, но над болотами воцарилась тишина. Я посмотрел на африканцев. Их кожа стала пепельно-серой, губы дрожали, глаза испуганно округлились. Квали тоже выглядел взволнованным.
— Что это могло быть? — спросил я Джонсона.
Старый охотник пожал плечами:
— В жизни не слыхал ничего подобного.
— Это злые духи болот, — хрипло сказал Квали. — Только зачем они разговаривай утром? Квали не понимай… Может, сердятся, зачем мы пришел…
— Видел кто-нибудь этих «злых духов»? — поинтересовался я.
— Злой дух видеть нельзя. Кто видел — сразу умирай…
— А может быть, так кричат эти звери? — спросил я, указывая на динозавров, нарисованных на стене.
— Нет… Эти так делает. — Квали вытянул губы и зашипел.
— Как змея?
— Нет, змея тихо… Эти очень громко.
— Может, это был голос другого динозавра-хищника, — заметил я, обращаясь к Джонсону.
— Вроде нашего тираннозавра? Может, так, а может, и нет.
Я открыл полевую сумку и достал фотографию тираннозавра. Протянул ее Квали.
— Ты не слышал о таком звере?
Африканец осторожно взял фотографию, стал с интересом разглядывать, потом возвратил мне:
— Квали не видел такой… Не слышал тоже.
Я попросил Вуффа перерисовать изображения животных со стены пещеры.
Мой заместитель скорчил недовольную гримасу:
— А вы не уйдете отсюда?
— Ну, а если уйдем? Вы же вооружены.
— Я один тут не останусь, — объявил Перси.
— Успокойтесь. Мы никуда не денемся. Будем осматривать остальные пещеры.
Перси проворчал что-то и велел одному из носильщиков принести ящик с красками.
Мы пробыли у священных камней до вечера. Голосов «злых духов» больше не слышали. Ни единого звука не доносилось со стороны болот. Только тростник временами начинал шелестеть от порывов ветра. Джонсон устроился в тени обрывов и несколько часов следил за болотами, но не заметил ничего подозрительного. Мы с Квали лазали по пещерам, распугивая змей, которые прятались там от дневной жары. В большинстве пещер стены были покрыты рисунками. Однако все это были изображения животных, встречающихся и поныне в Экваториальной Африке. Рисунок, сделанный отцом Квали, был единственным.
Я попытался узнать, что означают все эти рисунки, но Квали не смог объяснить. Ему не хватило слов.
— Но твой отец, Квали, видел больших зверей не здесь?
— Нет, начальник. Он видел у озера. Один день пути отсюда. Квали там не был. Завтра пойдем…
— Скажи, Квали, а за что бельгийцы убили твоего отца?
Лицо молодого африканца стало мрачным, и в глазах вспыхнули недобрые огоньки.
— Ты какой земля, начальник? Англичанин?
— Нет, я поляк. Есть такая страна — Польша, там, далеко. — Я указал на север. — Советский Союз знаешь?
Квали кивнул.
— Это рядом. Только Советский Союз — большая страна, большая, как вся Африка, а моя страна — маленькая…
— Знаю, — сказал Квали, — учитель говорил. Квали учился… Один год, — пояснил он и вдруг улыбнулся. — Школа очень хорошо. Советский Союз очень хорошо, и твой страна — хорошо. Квали твой друг, — сказал он. — Ты хороший человек. Квали тебе помогай, начальник. — Он взял меня за большой палец правой руки и сильно потянул, а потом протянул мне свой большой палец, и я тоже подергал за него.
Мы заключили дружественный союз.
Вечером с помощью Джонсона удалось узнать у Квали, что означают рисунки в пещерах. На плато раньше происходили обряды посвящения воинов. Бросали жребий, и каждый молодой охотник должен был убить стрелой того зверя, который выпал ему на долю. Если это удавалось, охотник рисовал на стене пещеры изображение убитого животного и становился воином. Если от восхода до заката охотник не мог подстрелить свое животное, обряд посвящения откладывался на год. Мясо убитых животных не употреблялось в пищу. Пока охотник рисовал убитого зверя, старшие воины уносили тела животных на берег озера и оставляли там как жертву злым духам Больших болот. Раньше на этом плато обряды посвящения были особенно торжественными и происходили раз в пять лет. Потом, когда бельгийцы захватили места для охоты и запретили африканцам охотиться на крупную дичь, плато стало своеобразным заповедником, куда не смогли проникнуть европейцы, и обряды посвящения происходили здесь каждый год.