Глава шестая
Перед нами Малаита!.. Освещенный лучами восходящего солнца остров казался длинной и тонкой полоской, отделенной от нас морской гладью, на которой блики сверкали так ярко, что берег казался лишенным красок. Это было похоже на модернистски-беспредметный морской пейзаж.
Оба конца растянувшегося на сотню миль острова исчезали во мглистом месиве раскаленного неба и водной глади. Лежавший прямо перед нами берег от зазубренного верхнего края, резко выделявшегося на фоне пламенеющего неба, и до ровной прибрежной линии казался серым. Не чувствовалось ни высоты неисследованных горных вершин, ни близости белоснежного прибоя, вонзившего зубы в нижнюю губу океана и создавшего непреодолимую преграду для всех, кто попытается разгадать тайны острова.
Над горизонтом, словно гирлянда сигнальных флагов, висели кучевые облака — обычный признак того, что среди океана лежит кусок раскаленной суши. Восходящее солнце делало свое дело, и облака становились меньше и меньше, покуда растаяли совсем. Потом, когда оно осветило западный склон, пейзаж стал еще более беспредметным. На серой плоскости возникли вершины гор, но перспектива продолжала отсутствовать, и потоки света не смогли обрисовать контуры долин.
Даже приблизившись к берегу, мы нигде не смогли рассмотреть следов пребывания десятков тысяч этих «негодяев и убийц». В густой зелени не было ни единого просвета, который указывал на плантацию или вырубку. Все было сплошной массой листвы серо-зеленого тона, без малейшего отклонения к другому оттенку, характерному для садов или возделанной земли. Не видно было дыма или хотя бы речки, придающих оживление однообразному пейзажу. Все было закрыто густой листвой, и только крайним напряжением зрения, несмотря на яркий свет утра, можно было различить полосу пальмовых деревьев, красовавшуюся как усы над белыми зубами прибоя.
Су-У целиком скрывалось под этими прибрежными пальмами и считалось более значительным местом, чем прочие, куда заходит пароход, так как имело свое название.
Перед нами возник огромный склад из волнистого железа, несколько небольших железных домиков, построенный на сваях европейский дом плантатора, несколько дальше — едва видимое здание духовной миссии, еще дальше — туземная деревушка.
Миссионеры и жена плантатора убежали в Гувуту и Тулаги, а плантатор — единственный оставшийся здесь белый — ночевал в лодке, спасая свою жизнь. От кого? От чего?
В день нашего прибытия дела шли как обычно. Полоса берега перед большим пакгаузом кишела грузчиками, а баржа, груженная мешками копры, непрерывно циркулировала между берегом и нашим пароходом.
Местом своей работы на это утро мы наметили соседнюю туземную деревушку и сразу съехали на берег. Вместо красок и холстов мы вооружились цветными карандашами и большим свертком темно-коричневой бумаги. Такое снаряжение было легче таскать с собой, чем ящик с масляными красками, а карандашные зарисовки можно было тут же скатать в трубку и возить с собой до тех пор, покуда где-нибудь в тихой гавани мы не сумеем превратить эскизы в написанные маслом художественные композиции.
Плантатор из Су-У пошел вместе с нами. Перед этим за совместным завтраком он не произнес ни одного слова. Так же как и наш капитан, плантатор был шотландцем, но совсем иного склада. Прежде всего вдвое тоньше капитана, затем вдвое мрачнее и, наконец, злее черта на жителей Синаранго. По не совсем для нас понятной причине эта злость распространилась и на американскую экспедицию охотников за головами, а потому при переезде на берег он хранил полнейшее молчание.
Мы пытались выяснить, не может ли он обеспечить нам переводчика, который пошел бы с нами в деревню, но никакие силы не могли заставить этого джентльмена раскрыть рот. Прибыв на раскаленный берег, мы погрузили на спины наше имущество и приготовились пуститься в неизвестность без чьей-либо помощи. Но тут заговорил наш спутник и сразу превратился в средневекового рыцаря в блестящих латах.
— Подождите… — сказал он.
И мы стали ждать.
— Вам нужен тип для зарисовок?
— Да…
— Настоящий житель горных зарослей?
— Да…
— Подлинный малаитянин?
— Да…
— Это невозможно…
Но именно тут выяснилась одна совершенно исключительная возможность: в одном из прибрежных домиков содержался взаперти житель Синаранго. Его должны были отправить в Тулаги, чтобы судить за участие в восстании малаитян.
Прочесывая районы побережья в поисках туземцев, участвовавших в недавних событиях и, может быть, рассеявшихся по берегу, полиция вчера приволокла этого парня. Был ли он жителем Синаранго, принадлежал ли он к числу «этих негодяев и убийц» — все это было неясно. Но полиция считала, что он откуда-то из тех краев и вдобавок не может объяснить свое нахождение так далеко от родной деревни.