Принадлежал ли этот робкий карлик к числу пленников, которые впоследствии умерли в тюрьме Тулаги, прежде чем успели предстать перед лицом правосудия в качестве обвиняемых по делу об убийствах в Синаранго?
Свыше сотни туземцев стали жертвами облавы, для осуществления которой понадобились трехнедельные совместные действия армии волонтеров и военно-морских сил, действовавших с противоположного берега. Конечно, туземцы были рассеяны, а белые мстители сожгли их деревни, уничтожили огороды и начисто лишили туземцев продовольствия, чего в междоусобных войнах не делали даже дикари. Местное население было потрясено этим поступком, так как туземцы не в состоянии понять, как можно уничтожать продовольствие, хотя бы и принадлежащее врагу.
Семеро пленников, ожидая суда, умерли в тюрьме от тоски по дому, страха и отчаяния, вызванного лишением привычной свободы. Шестерых пленников объявили подстрекателями и повесили, заставив работавших в Тулаги малаитян присутствовать при повешении. Но так как присутствовавшие были не лесные, а прибрежные жители Малаиты, то вряд ли они поняли урок, который хотела преподать им администрация. Может быть, зрителей даже забавляли дрыгающие ноги бушменов, так как обитатели горных зарослей всегда являлись объектами насмешек для прибрежных жителей.
(Удушение не является в Меланезии чем-либо новым, но жертвами удушения всегда являлись младенцы, уничтожавшиеся по религиозным соображениям. Первый родившийся в семье ребенок закапывался в песок из тех соображений, что младенцем владеют злые духи, если оставить его в живых, он вырастет болезненным или слабоумным. Весьма вероятно, что истинные причины уничтожения младенцев, как и другие ритуальные убийства, совершавшиеся на многих изолированных островах, объясняются страхом перед перенаселением, означавшем катастрофу еще много веков назад.)
Смертная казнь через повешение является неприемлемой для дикаря формой. Будучи исключительно прямолинейным в своих действиях, дикарь сразу убивает жертву копьем, ножом или дубиной, после чего отрубает голову, язык или половые органы, чтобы приобрести храбрость, заключенную в этих частях тела. Вот и все.
Только цивилизованные умы могут оценить изысканное наслаждение, доставляемое медленным удушением надежды на жизнь у посаженного в тюрьму нарушителя законов или зрелищем, когда жертва отчаянно борется за свое освобождение, а суд угрожает ей смертной казнью.
Разве зрители переполняют залы суда не для того, чтобы насладиться агонией жертвы? Разве не с той же целью осужденному к смертной казни предоставляют несколько месяцев для мучительных раздумий о неизбежном конце? Разве не для этого его торжественно душат «гуманным способом»?
На этот раз часть пленников была приговорена к длительному тюремному заключению, являвшемуся, с точки зрения туземцев, разновидностью смертной казни. Остальных отпустили в родные горы, считая, что они умиротворены.
Неожиданно воспылав отеческой любовью к уцелевшим туземцам, администрация снабдила их некоторым количеством риса, достаточным, чтобы избежать голодной смерти до того времени, пока восстановленные после разорения огороды не начнут приносить урожаи.
После всего происшедшего на покоренной земле должны были наступить мир и благоденствие.
Но разве наступил этот мир? Была ли административной расправой устранена причина, приведшая к убийству?
Как и почему целое селение карликов, таких, каким был наш натурщик, решилось поднять восстание и уничтожить группу представителей администрации? Было ли это «склонностью дикарей к убийству» или в этом был какой-то смысл, понятный даже нам?
Убитые во время восстания представители администрации выполняли свои функции по взиманию налогов с жителей деревни Синаранго. Каждая деревня, находящаяся под контролем администрации, обязана платить ежегодную подушную подать в размере двух долларов. Все мужчины от 16 до 36 лет уплачивают причитающиеся с них налоги кокосовыми орехами. От уплаты налогов освобождаются туземные полицейские, отцы многочисленных семейств и деревенские старосты, зачастую назначаемые администрацией вместо законных наследных вождей.
За исключением одного места (порт Моресби, Папуа) жители нигде не участвуют в местном управлении. Единственное право, которое им предоставлено, — право молча уплачивать налоги.