— Увы, — Миттельман уже успел полюбоваться на развалины капитанского мостика «Красного Февраля». — Только на буксире. Я бы не рискнул управлять этой лодкой даже в детском бассейне. Без посторонней помощи «Февраль» не сможет добраться от одного бортика до другого.
Боцман козырнул и удалился, а вместо него пред очами капитана предстал старший офицер корабельного АБАХ (Отряд по борьбе с Атомной, Биологической, Антиматериальной и Химической угрозой) и его команда.
— Проверьте здесь все как следует, прапорщик, — велел Миттельман. — Состояние реактора, ракетные шахты, торпедные отсеки, арсеналы и магазины. Мне не нужны сюрпризы.
— Командир! — по штормтрапу слетел курсант-посыльный. — Вас срочно вызывают на мостик! На радарах чужой корабль! Приближается с юга!
— Уже иду, — кивнул Миттельман и добавил, повышая голос и обращаясь к подчиненным, которые не успели убраться достаточно далеко: — Поторопитесь, дамы и господа! Боюсь, у нас осталось не так много времени…
— продолжение следует -
Глава 41. A man-of-war is the best ambassador [1]
— Связь установлена, командир, — доложил радист, едва Миттельман поднялся на капитанский мостик «Соломона». Ашер кивнул и взял предложенный микрофон:
— Говорит капитан Миттельман, командир корабля «Праведный царь Соломон», Стигийский Императорский Флот. С кем имею честь?
— Капитан Намбу Коширо, окинавский военный корабль «Бусакаши», — отозвался динамик. — Приветствую вас, капитан.
Миттельман едва удержался от презрительного смешка. «Окинавский», как же. Теперь он мог видеть это чудовище японской постройки не только на экране радара, но и на горизонте. «Окинавский». Эта наглая и бессовестная ложь не сумела бы провести даже новорожденного младенца, но позволяла дипломатам сохранять лицо. Миттельман мог прямо сейчас живо представить, что скажет ассирийский посол в Иерусалиме или новый японский консул на Малумских Островах (старого кто-то грохнул при странных обстоятельствах): «Что вы такое говорите? Вашему кораблю угрожал военный корабль под флагом Окинавской Империи?! Это возмутительно! Ну так к окинавцам и обращайтесь. Мы-то здесь при чем?» А с Окинавы какой спрос? Все знают, зачем и почему существует это кукольное королевство. Среди прочих причин, для таких вот ситуаций и существует.
Разумеется, вслух Миттельман сказал совсем другое:
— Чем могу служить, капитан Намбу?
— Мне нужна японская подводная лодка, рядом с которой стоит ваш эсминец, — без обиняков и лишних предисловий продолжал лже-окинавец. — Я буду признателен, если вы отойдете в сторону и позволите нам ее забрать.
«Черт побери, это было так предсказуемо», — подумал Ашер.
— На каком основании? — поинтересовался Миттельман. «Интересно, что ты сейчас соврешь…»
Капитан Намбу ответил не сразу. Очевидно, не сразу придумал очередную ложь:
— Этот корабль угрожал мирному судоходству в окинавских водах и тем самым оскорбил моего императора. Полагаю, мы имеем право его заполучить в рамках компенсации.
— Допустим, — кивнул Миттельман, хотя собеседник не мог видеть и оценить его вежливый кивок, — и у меня нет никаких причин сомневаться в ваших словах, капитан Намбу. («Ха-ха-ха!») Но с другой стороны, у меня нет полномочий принимать такие решения. Видите ли, мы подобрали эту лодку в нейтральных водах, поврежденную и с минимальным экипажем. Ее командир согласился на буксировку в ближайший стигийский или нейтральный порт, где будет проведено интернирование и тщательное расследование. («Да, я тоже умею врать»). Если вы считаете, что у вас есть права на этот корабль, ваше правительство всегда может обратиться к моему правительству с официальной просьбой, и…
— Это бессмысленно, капитан Миттельман, — в голосе японца прозвучали откровенные нотки нетерпения. — Вы ведь и сами все прекрасно понимаете. Мы все равно получим лодку и экипаж, но если вы отойдете в сторону прямо сейчас, мы сможем не только сэкономить время, но и сохранить уважение друг к другу…
Миттельман заколебался. «Сами все прекрасно понимаете». Такой жирный намек, что дальше некуда. Капитан японского военного корабля требует вернуть ему японскую подводную лодку, захваченную в нейтральных водах. Если подумать — имеет полное право. «Если бы этот мерзавец появился на горизонте под своим родным флагом, у меня бы и вовсе не было причин ему отказать». Жаль, конечно, упускать такой жирный трофей, но тут уж ничего не поделаешь — кто не успел, тот не успел. Брешник и Маджди уже должны были закончить свою работу. С паршивой овцы хоть шерсти клок. Но вот что касается экипажа… Они точно не собираются возвращаться в Японию, это у них на лицах было написано. Что, если странная троица потребует политического убежища?..
— …сохранить уважение и избежать излишних жертв, — продолжал Намбу.
«Ого, а вот и прямые угрозы!»
«Этот «Бусакаши» в три раза тяжелее. Никто меня осудит, если я отойду в сторону, сохраню свой корабль и экипаж. Никто — ни товарищи, ни командиры…»
— Я начинаю терять терпение, Миттельман-сан, — капитан Намбу решил примерить на себя роль известного супергероя. [2]
— Полагаю, мы сможем найти какой-то компромисс… — медленно протянул Миттельман — и именно этих его слов не хватало капитану Намбу, чтобы принять окончательное решение.
Будучи коварным азиатом и правоверным японским коммунистом (а значит — коварным азиатом в квадрате), Коширо Намбу совершенно справедливо подозревал в аналогичном коварстве всех встречных и поперечных, и потому Ашер Миттельман (недостаточно коварный, но все-таки азиат) не стал для него исключением. Командир «Соломона» не дает ответ сразу — потому что тянет время. Тянет время — потому что замыслил какое-то низкое коварство. То ли ждет подхода подкреплений, которые позволят ему удержать трофей, то ли собирается удержать его сам…
(Кстати, насчет трофея. Приказ, полученный из штаба Флота, предписывал уничтожить «Красный Февраль». Но пункт «Особые полномочия» оставлял широкий простор для интерпретаций. Если есть возможность вернуть лодку в целости и сохранности — надо ей непременно воспользоваться. Нельзя упускать такую возможность).
…а как стигийский пес планирует сохранить такой богатый трофей? Есть ли у него хоть какие-то шансы? Сможет ли его ничтожный кораблик отбиться от новейшего ракетного ледокола?
Почему бы и нет. Сможет, конечно. Если только выстрелит первым, например.
Не успеет, тварь.
Необходимые приказы были отданы много часов тому назад. Не отрываясь от микрофона и продолжая говорить, Намбу Коширо всего лишь подал заранее условленный знак своему старшему помощнику; старпом хлопнул по плечу сидевшего за пультом артиллерийского офицера, а тот ударил по Большой Красной Кнопке. Несколько мгновений спустя корма «Бусакаши» скрылась в густом облаке черно-белого дыма, а затем в небо поднялись сразу два огненных столпа.
— Командир, они стреляют!!! — завопил дежурный офицер «Соломона». Одновременно с ним завыла сирена боевой тревоги.
Этот громогласный доклад немедленно избавил капитана Миттельмана от обязанности принимать Сложные Дипломатические Решения. Пришло время Военных Решений — порой не менее Сложных, но гораздо более привычных и милых душе и сердцу.
— Боевые посты!.. Боевые посты!.. — проскрипел динамик общекорабельной связи.
«Дистанция… Скорость… Процент попаданий…» — одним полушарием головного мозга Миттельман принялся вспоминать все, что знал про японские ракеты класса «корабль-корабль», а второе полушарие уже отдало приказ:
— Полный вперед!!!
Дежурный рулевой рванул штурвал на себя, и «Праведный Царь Соломон» стартовал с места как хороший гоночный автомобиль.
Это было совсем нетрудно, если принять во внимание, что турбины «Соломона» уже находились в движении. Корабль отсоединился от «Красного Февраля», и пока продолжался разговор двух капитанов, эсминец маневрировал согласно ранее полученным приказам: боцман собирался связать нос «Февраля» и корму «Соломона», дабы начать запланированную буксировку. Но не успел. Не успел связать два корабля в единое целое. Что нИ делается — всё к лучшему; и что нЕ делается — тоже. Не связанный дополнительным грузом, «Соломон» смог быстро набрать приличную скорость и продолжил ускоряться, в то время как японские антикорабельные ракеты все еще поднимались в зенит по сложной параболе. «Красный Февраль» остался за кормой.