Рамиус оторвал взгляд от листков с приготовленным текстом и увидел, что вахтенные в центральном посту обмениваются довольными взглядами. Советским военным морякам редко доводилось бывать в других странах, а посещение иностранного государства, даже союзного, атомной подводной лодкой - вообще неслыханное событие. Более того, Куба для русских столь же экзотичная страна, как Таити, земля обетованная с белыми песчаными пляжами и смуглыми девушками. Рамиус знал, что в действительности все обстоит иначе. Он не только читал в "Красной Звезде" и других советских газетах о прелестях службы на острове, но и видел это своими глазами.
Капитан сменил страницы. С хорошими новостями покончено. Теперь очередь за плохими.
- Товарищи! Офицеры, старшины и матросы "Красного Октября"! - В предчувствии неприятностей все насторожились. - Наше плавание будет трудным. От нас потребуется напряжение всех наших сил. Мы должны соблюдать строжайшее радиомолчание и особенно четко выполнять свои обязанности. Награду получает только тот, кто ее заслужил. Каждый офицер и каждый матрос на борту корабля, от командира до новобранца, должен выполнить свой социалистический долг с предельной ответственностью! Мы добьемся успеха, если будем работать сплоченно и дружно, как и надлежит настоящим советским людям. Я обращаюсь к вам, молодые матросы, впервые вышедшие в море: беспрекословно повинуйтесь приказам ваших офицеров, мичманов и старшин. Овладевайте своими специальностями и точно выполняйте порученные вам обязанности. На корабле не бывает маловажной работы, не бывает незначительных поручений. Здесь все отвечают друг за друга и жизнь каждого из вас зависит от работы товарища. Выполняйте свой долг, четко следуйте приказам офицеров, и по завершении плавания вы станете настоящими советскими моряками! У меня все. - Рамиус убрал большой палец с кнопки микрофона и повесил его на крючок. Неплохое выступление, подумал он, в нем есть и сладкий пряник и ощутимый кнут.
В кормовом камбузе старшина замер на месте, прижав к себе теплый каравай хлеба и удивленно глядя на динамик, прикрепленный к переборке. Странно. Разве такими должны были быть у них предписания? Может быть, их изменили в последнюю минуту? Мичман нарушил ход его мыслей и приказал вернуться к работе, довольно улыбаясь и посмеиваясь от мысли о недельном увольнении на берег после прибытия на Кубу. Он был немало наслышан о страстных кубинках, и теперь радовался возможности проверить, так ли это на самом деле.
Рамиус задержался в центральном посту.
- Интересно, есть ли здесь американские лодки? - задумчиво произнес он.
- Действительно, товарищ командир, было бы неплохо выяснить это, согласился капитан второго ранга Бородин, стоявший на вахте. - Включить гусеницу?
- Действуйте.
- Стоп машина, - приказал Бородин.
- Стоп машина, - отрепетовал старшина-рулевой и передвинул ручку машинного телеграфа в положение "стоп". Тут же стрелка телеграфа, управляемая из машинного отделения, передвинулась в такое же положение - приказ получен и выполнен. Глухой рев турбин стих.
Бородин снял телефонную трубку и нажал на кнопку, соединяющую центральный пост с машинным отделением.
- Товарищ старший механик, приготовьтесь включить гусеницу.
Это не было официальным названием новой движительной системы. У нее вообще не было названия, всего лишь номер проекта. Прозвище "гусеница" дал ей молодой инженер, принимавший участие в ее разработке. Ни Рамиус, ни Бородин не знали почему, но, как это нередко бывает в подобных случаях, название прижилось.
- Установка готова к пуску, - через несколько секунд доложил стармех.
- Открыть люки на корме и на носу, - скомандовал Бородин. Вахтенный мичман протянул руку к щиту управления и поочередно щелкнул четырьмя переключателями. Сигнальные лампочки над каждым сменили красный свет на зеленый.
- Люки открыты, товарищ капитан, - доложил он.
- Включить гусеницу. Постепенно увеличить скорость до тринадцати узлов.
- Слушаюсь, постепенно увеличить скорость до тринадцати узлов, отрепетовал старший механик.
Внутри корпуса подлодки, где на короткое время воцарилась тишина, возник новый звук. Рев двигателей был теперь тоном ниже и разительно отличался от обычного. Шумы, доносящиеся из реакторного отсека - главным образом от циркуляционных насосов, прогоняющих воду через систему охлаждения, - стали почти неслышными. Гусенице для работы не требовалось большой мощности. На боевом посту мичмана стрелка указателя скорости, опустившаяся до пяти узлов, поползла вверх. В носовом кубрике, втиснутом перед ракетным отсеком, несколько спящих матросов зашевелились на своих койках, потревоженные прерывистым ревом и жужжанием электромоторов, находившихся всего в нескольких метрах, за прочным корпусом. Но матросов так вымотал этот первый день плавания, что они тут же снова заснули, не теряя ни единой драгоценной минуты отдыха.
- Гусеница работает нормально, товарищ командир, - доложил Бородин.
- Отлично. Рулевой, курс двести шестьдесят градусов, - приказал Рамиус.
- Слушаюсь, курс двести шестьдесят. - Рулевой повернул штурвал влево.
Ударная подлодка "Бремертон"
В тридцати милях к северо-востоку от "Красного Октября" американская подлодка "Бремертон" только что всплыла из-под паковых льдов и шла курсом два-два-пять. "Бремертон", ударная подводная лодка типа 688, занималась сбором электронной информации в Карском море, но получила приказ направиться на запад, к побережью Кольского полуострова. Предполагалось, что русский ракетоносец не выйдет в море еще неделю, и шкипер "Бремертона" испытывал раздражение из-за очередной путаницы в разведданных. Если бы "Красный Октябрь" вышел в море в соответствии с расписанием, "Бремертон" ждал бы его у выхода из Кольского залива и сразу же сел бы ему на хвост. Правда, американские гидроакустики несколько минут назад все равно сумели засечь советский ракетоносец, хотя "Бремертон" и шел со скоростью четырнадцать узлов.
- Мостик, вызывает гидропост.
Капитан третьего ранга Уилсон поднял трубку.
- Мостик слушает.
- Мы потеряли контакт, сэр. Пару минут назад его гребные винты остановились и смолкли. Мы слышим шумы с востока, но подводный ракетоносец исчез.
- Понятно. Возможно, он перешел в режим медленного дрейфа. Будем красться следом. Оставайтесь настороже, старшина. - Капитан Уилсон прошел к прокладочному столику, размышляя над происшедшим. Два офицера из группы слежения и управления огнем только что установили пеленг на контакт и теперь смотрели на командира, ожидая, что он скажет.
- На их месте я опустился бы к самому дну и начал медленно кружить вот здесь. - Уилсон обвел карандашом место, где только что находился "Красный Октябрь". - Давайте подкрадемся к нему. Сбавим скорость до пяти узлов и постараемся снова восстановить контакт, ориентируясь на шум его реактора. Уилсон повернулся к вахтенному офицеру. - Сбавить скорость до пяти узлов, приказал он.
- Слушаюсь, шкипер.
Североморск, СССР
В здании Главного почтамта Североморска сортировщик почты недовольно посмотрел на водителя грузовика, который швырнул ему на стол большой брезентовый мешок и ушел. Шофер опоздал с доставкой почты, впрочем, не то чтобы действительно опоздал - этот идиот за пять лет еще ни разу не приехал вовремя, подумал служащий. Была суббота, и сортировщик не испытывал ни малейшего желания работать. Сорокачасовую рабочую неделю ввели в Советском Союзе всего несколько лет назад, но, к сожалению, эти перемены не затронули такие жизненно важные сферы обслуживания, как почта. Вот и приходится по-прежнему вкалывать шесть дней в неделю вместо пяти, а платят гроши. Позор, думал он, и даже часто высказывался по этому поводу дома, сидя с приятелями за картами, а особенно под водку с огурчиком.
Сортировщик развязал шнурок и перевернул мешок - на стол вывалилось несколько мешков поменьше. Нет смысла спешить, решил служащий. Месяц только начинается, впереди еще несколько недель, чтобы перенести положенную норму писем и бандеролей из одной части помещения в другую. В Советском Союзе все состоят на государственной службе и есть даже поговорка: пока начальство делает вид, что платит, мы делаем вид, что работаем.