-- Боже -- она смотрела на меня с удивлением. -- Конечно, есть кое-кто, кого я знаю достаточно... -- она помедлила и обратилась к Вулфу.-Спрашивайте, что хотите.
Он проворчал:
-- Не хочу, а должен, если я берусь за эту работу. У вас есть дом. Где он находится?
-- Одиннадцатая улица, возле Пятой авеню. Его построил мой прадед. Когда я сказала, что мне надоело быть Армстед, я не просто болтала, это действительно так. Но родовой дом я люблю и Дику он тоже нравился.
-- Вы единственная наследница? У вас есть жильцы?
-- Нет, но я могла бы... как вам сказать...
-- Служанка и кухарка живут в доме?
-- Да.
-- А еще кто?
-- Пять раз в неделю приходит одна женщина помогать по дому, но она не живет со мной.
-- Служанка или кухарка могли родить в январе?
-- Кухарка вряд ли, -- она улыбнулась, -- и служанка тоже.
-- А родственница одной из них? Скажем, сестра. Ведь это идеальное устройство судьбы никому не нужного крошки-племянника. Обычная история, -он постучал по записке пальцем. -- Булавка была английская?
-- Нет, обычная.
-- Вы сказали, что записка была приколота к одеялу. В каком месте? У ног?
-- Думаю, да, но я не уверена. Я достала ребенка из одеяла до того, как заметила записку. Вулф повернулся ко мне.
-- Арчи, сколько бы ты дал за то, что это была женщина, если учесть, что ребенок подвергался опасности уколоться булавкой?
Я думал три секунды.
-- Не хватает данных. Где именно была булавка? Во что был одет младенец? Насколько опасно местонахождение булавки? Грубо говоря -- десять к одному, что это была женщина. Вряд ли кто-то даст десять за мужчину. Но я только отвечаю, а не бьюсь об заклад.
-- Я тоже, -- он повернулся к миссис. -- Я не думаю, что ребенок лежал в одеяле голым.
-- О, нет. На нем было даже слишком много одежды: свитерок, плисовая шапочка, такой же комбинезончик, рубашка, нижняя рубашка, прорезиненные штанишки, пеленка. И еще ботиночки.
-- А булавки еще были?
-- В мокрой пеленке. По-моему, он был в ней несколько часов. Я сменила ее до прихода доктора -- мне пришлось для этого воспользоваться наволочкой.
Я прервал ее:
-- Готов держать пари, если вас интересует мое мнение. Могу дать двадцать за то, что булавку к одеялу прикалывала женщина, но одевала его не она.
Никаких комментариев со стороны Вулфа не было. Он повернул голову, чтобы взглянуть на часы. До ленча оставался час. Затем, по-моему, он втянул носом весь воздух, который был в комнате -- а воздуха тут было достаточно много -- выдохнул его ртом и сказал:
-- От вас потребуется получить больше информации, гораздо больше, и мистер Гудвин сделает это так же хорошо, как и я. Мое дело -- выяснить личность матери. Но не доказывать с максимальной долей вероятности, что ваш муж был отцом ребенка. Так?
-- Но... конечно, если вы... нет, я просто скажу "да".
-- Прекрасно. Есть еще одна формальность -- задаток.
-- Конечно, -- она протянула руку к сумочке. -- Сколько?
-- Не имеет значения, -- он отодвинул от стола стул и встал, -- доллар, сотня, тысяча. У мистера Гудвина будет к вам много вопросов. Прошу меня извинить.
Он миновал дверь, ведущую в холл, и повернул налево к кухне. На ленч предполагалось мясо косули, запеченное в горшочках -- одно из небольшого количества яств, из-за которого у него с нашим поваром Фрицем существовали постоянные разногласия. Они были едины в вопросе использования свиного сала, анчоусного масла, кервеля, петрушки, лаврового листа, майонеза и сливок, а спор разгорался из-за лука. Фриц был за него, а Вулф категорически против. Все шансы были за то, что их беседа пройдет на повышенных тонах и, прежде чем перейти к разговору с миссис Вэлдон, я закрыл и без того звуконепроницаемую дверь, а когда вернулся к моему письменному столу, Люси Вэлдон протянула мне тысячу долларов.
2
В тот же день без четверти пять я находился на совещании в кухне Люси Вэлдон на Западной Одиннадцатой улице. Я стоял, опираясь на холодильник, и держал стакан молока. Миссис Вера Доуд -- кухарка, которая, судя по ее габаритам, съедала все, что готовила, сидела на стуле. Это она снизошла к моей просьбе о молоке. Мисс Мэри Фолтц -- служанка в форменном платье -была, несомненно, весьма привлекательна лет десять назад, но и теперь еще не оскорбляла глаз. Она стояла напротив меня, спиной к раковине.
-- Нуждаюсь в помощи, -- сказал я и отпил молоко.
Я не пренебрег разговором с Люси Вэлдон перед ленчем, но нет необходимости вспоминать обо всем, что я записал -- приведу лишь некоторые записи, которые я сделал с ее слов: нет ни одного человека, который ненавидел бы ее или имел повод, чтобы подстроить грязную шутку -- обременить подкидышем. Ее отец и мать были на Гавайях -- остановились там во время кругосветного путешествия. Ее женатый брат жил в Бостоне, а замужняя сестра в Вашингтоне. Ее лучшая .подруга -- Лена Гютри, которой она показывала записку (двумя другими были доктор и адвокат) считала, что ребенок похож на Ричарда Вэлдона, но у Люси было свое мнение. Она не собиралась давать младенцу имя, пока окончательно не решится его оставить. Может быть, она назовет его Моисеем, ибо никто так и не ведал, кто был отцом Моисея -- при этом она улыбнулась. Ну и так далее. Я узнал имена пяти гостей, которые были на уик-энде в доме Хафта в Вестпорте двадцатого мая. Еще я вытянул из нее имена четырех женщин, с которыми ее муж мог иметь связь в апреле прошлого года. И еще дюжину мужчин, которые могли знать о развлечениях Дика больше, чем его вдова. Троих я отметил особо: Лео Бингхем -- продюсер на телевидении, владелец ТВ-компании, Вилли Крэг -- литературный агент и Юлиан Хафт -- издатель, глава "Парфенон-Пресс". Этого вполне достаточно для начала.
А сейчас я проводил совещание с миссис Доуд и мисс Фолтц на кухне, потому что с людьми гораздо легче говорить там, где они привыкли разговаривать. Когда я сказал, что нуждаюсь в помощи, миссис Доуд прищурилась, а мисс Фолтц взглянула на меня скептически.
-- Речь идет о ребенке, -- сказал я и сделал глоток молока. -- Миссис Вэлдон показала его мне наверху. Мне он показался слишком толстым, даже заплывшим жирком, а его нос, как пуговка. Правда, не забывайте, что я всего-навсего мужчина.