– А как с этими обвинениями в финансовых махинациях?
Он сменил тему столь стремительно и так агрессивно взмахнул рукой в сторону Пруденс, что она невольно отшатнулась.
– Что можете вы знать, мадам, что может быть известно издателям вашего позорного листка... – Он снова махнул газетой: – Что вы можете знать о подробностях отношений и детальном положении дел между друзьями? Между двумя близкими друзьями, связанными многолетней дружбой? Я полагаю, мадам, чтоб вы и ваши коллеги-издатели по какой-то причине, известной только вам, мстите графу Беркли. Это нечто вроде личной вендетты. Вы фабрикуете факты и подаете их в выгодном для вас свете.
– Это неправда, – возразила Пруденс.
– Неправда, что вы делали авансы лорду Дункану? И что ваши авансы были отвергнуты?
Он положил руки на перила свидетельской ложи и уставился на нее, будто мог видеть ее лицо под вуалью.
Пруденс не сдержала смех. Она не могла удержаться от смеха. И тут заметила направленный на нее взгляд отца. Глаза его были живыми и встревоженными. Конечно, она не могла изменить свою манеру смеяться. Но сейчас это было к лучшему.
– Вы находите это забавным, мадам?
Было ясно, что ее смех сбил с толку адвоката враждебной стороны.
Его обвинение было нелепым и диким и имело целью смутить ее.
– Да, я нахожу это весьма забавным, – сказала Пруденс. – Меня учила ma теге – прошу прощения, моя мать считать мужские претензии... смехотворными и нелепыми.
Последовало чисто галльское пожатие плечами и новый приступ беспечного галльского смеха. Это не помогло ей завоевать симпатии присяжных, а ее отец сильно побледнел и глаза его теперь неотступно следили за ней.
Он понял? Неужели догадался?
Сэр Сэмюел, конечно, не догадывался ни о чем. Он сиял, уверенный в том, что теперь присяжные у него в руках.
– Ах, мужские претензии, – сказал он, похлопывая газетой по перилам ложи. – Совершенно верно, мадам. Вы очень красноречиво выразились. Итак, вы утверждаете, что у вас нет личных претензий к лорду. Поэтому я снова вас спрашиваю: что вам известно о личных взаимоотношениях между двумя мужчинами, поддерживавшими дружеские отношения в течение многих лет? Вы не знаете этих мужчин, вам ничего не известно об их характерах. – Он снова обернулся к присяжным: – Джентльмены, члены жюри, там сидит лорд Дункан, готовый свидетельствовать в пользу своего друга. Стал бы он свидетельствовать в его пользу, если бы чувствовал себя обманутым? Выдал бы залоговое письмо на свой дом человеку, которому не доверяет? Я вас спрашиваю, джентльмены, члены жюри, господа: не кажется ли вам, что все эти обвинения ложны?
Он снова повернулся к свидетельскому месту, с ироническим видом поклонился свидетельнице и, кивнув сэру Гидеону, направился к своему столу.
Гидеон поднялся с места:
– У меня нет вопросов к свидетельнице, м'лорд.
Послышался вздох, будто вырвавшийся одновременно у всех присутствовавших в зале. Единственная свидетельница защиты была уничтожена, а ее адвокат не сделал ничего, чтобы ослабить удар и смягчить нанесенный ей ущерб.
Пруденс поднялась со свидетельского места и вернулась на свой стул. Гидеон дотронулся до ее колена, но это движение сказало ей многое, если не все. Она не осмеливалась взглянуть на отца, пока ораторствовал сэр Сэмюел, но Гидеон не сводил глаз с лорда Дункана.
Сэр Сэмюел объявил:
– Я вызываю в качестве свидетеля лорда Артура Дункана, м'лорд.
Лорд Дункан прошествовал на свидетельское место.
ГЛАВА 19
Пруденс едва следила за отцом, пока его приводили к присяге. Его голос был размеренным и учтивым, и, когда он сел на свидетельское место, руки его неподвижно лежали на перилах свидетельской ложи.
Сэр Сэмюел подошел к свидетельскому месту.
– Добрый день, лорд Дункан. – Он улыбнулся.
– Добрый день.
– Вы здесь для того, чтобы свидетельствовать в пользу своего друга лорда Беркли.
– Я здесь, сэр, для того, чтобы свидетельствовать в деле о клевете, возбужденном против газеты «Леди Мейфэра», – спокойно произнес лорд Дункан.
Сэр Сэмюел выглядел несколько ошарашенным, но тотчас же оправился и сказал:
– Совершенно верно, милорд. Именно в связи с этим делом мы все собрались здесь сегодня. Не будете ли вы так любезны рассказать джентльменам, членам жюри, как давно вы дружите с лордом Беркли?
– Я знаю лорда Беркли уже десять лет.
– И он один из ваших ближайших друзей?
Теперь сэр Сэмюел смотрел на свидетеля, как хорек на кроличью нору, из которой вместо кролика могла выскочить лисица.
– Пожалуй что так.
Сэр Сэмюел на мгновение прикрыл глаза и сменил курс:
– Насколько я понимаю, вас и лорда Беркли связывали деловые интересы. Несколько проектов.
– Только один серьезный проект.
– Вы говорите о Транссахарской железной дороге?
– Да, в этот проект меня убедили вложить средства, заверив, что я получу значительную прибыль.
– К сожалению, такого рода начинания редко завершаются успехом. – Сэр Сэмюел удрученно покачал головой: – Все инвесторы в этом случае наверняка понесли убытки.
– Насколько мне известно, я был единственным инвестором, сэр. И понес убытки довольно значительные.
Адвокат опять покачал головой – так же, как и сам лорд Беркли.
– В этом, сэр, я сомневаюсь, поскольку с момента провала этой аферы лорд Беркли получил закладное письмо на мой дом. Едва ли это можно назвать убытком.
Сэр Сэмюел посмотрел на судью.
– М'лорд, – начал он, но его перебили.
– Свидетель дает не те показания, на которые вы рассчитывали, сэр Сэмюел?
– Нет, м'лорд. Я прошу прервать заседание до завтрашнего утра.
Судья покачал головой:
– Время не терпит. Отпустите свидетеля и вызовите следующего.
– Я не могу отпустить свидетеля, м'лорд, пока с ним не побеседует мой достопочтенный собрат сэр Гидеон, – с болью в голосе сообщил адвокат.
– Да, это верно, – согласился судья.
Похоже было, что он злорадствует, и Пруденс решила, что он ей нравится еще меньше, чем сэр Сэмюел, несмотря на то что склонен принять их сторону.
Сэр Сэмюел откашлялся, прочищая горло:
– Лорд Дункан, вы выдали залоговое письмо на свой дом добровольно?
– У меня просто не было выбора. Я не знал, что компания, в которую я вложил средства, не имеет юридического статуса. Мой «друг» забыл об этом упомянуть.
Этот намек был сделан в весьма мягкой форме, но прозвучал в напряженной тишине словно набат.
– У меня нет больше вопросов, м'лорд.
Сэр Сэмюел вернулся на свое место.
– Сэр Гидеон? – обратился судья к Гидеону. Гидеон поднялся.
– У меня нет вопросов к этому свидетелю, м'лорд.
– Похоже, сегодня для вас легкий день, сэр Гидеон, – заметил судья добродушно.
Гидеон поклонился и сел на место.
Лорд Дункан оставил свидетельское место и направился к выходу из зала суда, не обращая внимания на шепот вокруг и любопытные взгляды.
Пруденс поднялась с места, чтобы последовать за отцом, но Гидеон удержал ее за локоть и она села на место.
Судья оглядел зал суда.
– Есть еще свидетели, сэр Сэмюел?
– Нет, м'лорд.
– В таком случае, сэр Гидеон, суд в вашем распоряжении.
– Мне нечего сказать, м'лорд.
Пруденс не слышала дальнейшего обмена формальностями. Она не обращала внимания на слова, адресованные присяжным, до того, как им разрешили удалиться для вынесения вердикта. Она едва расслышала напутствие судьи, заметившего им, что если они не сочтут газету повинной в клевете, то могут счесть, что издателям полагается компенсация за причиненный ущерб в связи с необоснованно возбужденным процессом.
Пруденс могла думать только о последних четырех годах, когда она и ее сестры пытались защитить отца и сделать для него то, что сделала бы для него их мать, и что теперь прилюдно он испытал унижение и реальность внезапно обрушилась на него. Эта фраза, столь любимая Честити, принадлежала их матери.
«Мужские претензии». Эта фраза всегда вызывала протест ее мужа, за которым, правда, следовали шутки и смех. И эта фраза дала понять лорду Дункану, кто находится на свидетельском месте. И конечно, это полностью объясняло, каким образом его личные дела стали достоянием общественности. Простит ли он их когда-нибудь?