— Роберт… — прошептала она, — я забыла сказать…
— Тише, вам нельзя разговаривать!
— Война… Ричард воюет, чтобы уничтожить своих… неквалифицированных… безработица…
Еще мгновение назад Роберт думал, что Эмили ранена, потому что кто-то из имперских солдат нарушил приказ. Однако, похоже, не нарушил, а исполнил… Они не успели стереть ей память — а может, и не собирались, если в планы императора действительно не входил честный обмен. Но Ричард Клайренс не любил проигрывать и уж, конечно, не мог допустить, чтобы такая тайна стала достоянием земной пропаганды. До последнего момента его солдаты пытались взять девушку живой, когда же поняли, что это не удастся… Теперь Роберту стало ясно, о каких объективных причинах войны говорил старик. Несоответствие технического прогресса социальному…
Однако сейчас был не самый подходящий момент для социологии. Роберт выбрался из обломков тяжелого скафандра и поднял Эмили на руки, автоматически пожалев о вышедших из строя сервомоторах. Он бросил и бластер, заряд которого был почти израсходован, и побежал через развалины к зияющим проломам, ведущим наружу. Выскочив на свежий воздух, Роберт на мгновение остановился, переводя дух. Перед ним был последний уцелевший бот, сильно, впрочем, пострадавший, а в сотне метров левее стоял челнок, уже лишенный невидимости. Жив ли еще «Призрак»? Бот выстрелил несколько раз, уничтожая кого-то в развалинах за спиной пилота. Губы девушки шевельнулись. Уайт наклонился к ее лицу.
— Как больно… — с трудом разобрал он. — Роберт… пожалуйста… спаси меня…
Ее рот остался открытым. Сердце Эмили Клайренс остановилось.
80
Что ж, наихудший сценарий Роберта Уайта это предусматривал. Пилот взвалил на плечо безжизненное тело и побежал в сторону челнока. В небе сверкнула далекая вспышка — значит, «Призрак» еще сопротивляется… если только эта вспышка не означала его гибель. Но Роберту было не до событий в небе — приходилось смотреть под ноги, огибая обломки и воронки от взрывов. Ветер гнал навстречу густые клубы пыли; пилот запоздало пожалел о брошенном шлеме, хотя и тяжелом, но зато способном защитить глаза. К челноку он подбежал уже почти вслепую, благо тут почва была ровной — и едва не упал вместе со своей ношей, налетев на что-то громоздкое и угловатое. Это был полностью разбитый робот Томсона, полузасыпанный песком — очевидно, всего в нескольких метрах от челнока его накрыла взрывная волна во время очередной атаки на боты. Тут же лежал и сам покалеченный десантник. «Извини, парень, но с тобой мне возиться некогда», — подумал Роберт, тяжело вваливаясь в кабину. Ударом ноги по педали он поднял из пола резервное кресло и сгрузил в него Эмили, а сам рухнул в кресло пилота, тяжело дыша. Физическая сила… животный… архаизм… но у нас еще есть кнопки, на которые можно нажать.
— «Призрак», на связь!
— Уайт! Наконец! Что с девушкой? Вы можете взлететь?
— Готовьте… анабиозную… камеру. И ловите меня… иду на максимуме, — это означало: взлетаю с максимальным ускорением, после старта буду без сознания. Держите связь с моим компьютером, чтобы вовремя перехватить управление челноком.
— О'кей, поймаем. Не медлите ни секунды.
Роберт бросил последний взгляд в сторону открытого люка. Конечно, он не будет ждать десантников; если им и удастся вырваться (что вряд ли), у них остается бот (неизвестно, способный ли взлететь). Но чертов Томсон… Монитор показывал, что он еще жив. И надо же было этой железяке притащить его не к боту, а сюда, и свалиться в четырех метрах от люка. «В таких доспехах я даже не сдвину его с места, — подумал Роберт, — а вытаскивать его из скафандра — слишком долго.» Взгляд пилота метнулся к девушке. У Эмили еще был шанс. Мозг не поврежден, и если она попадет в анабиоз прежде, чем начнутся необратимые процессы, ее вернут к жизни — полноценной жизни в том же теле и с тем же сознанием. Но с каждой секундой ее шансы тают, и никакие миллиарды ее отца не могут этому помешать. Только один человек во всей Вселенной определяет, жить ей или умереть — этот человек он, Роберт Уайт. Вся застарелая ненависть к отпрыскам хозяев жизни и к женщинам, из-за которых гибнут мужчины, всколыхнулась и поднялась в душе Роберта. Его власть божественна, он может убить ее простым бездействием, крохотной заминкой — или даже хуже, чем убить: если разрушительные процессы в мозгу зайдут не слишком далеко, она вернется к жизни, но навсегда останется идиоткой. Уничтожить ее — и спасти Томсона. Хотя Роберт и не любил военных, в особенности десантников, олицетворявших столь презираемую им грубую силу, однако этот простой парень показался ему куда более достойным спасения, чем избалованная незаслуженной роскошью девица, из-за которой и заварилась вся эта каша.
Но за Эмили Клайренс ему хорошо заплатят, а за Томсона он не получит ничего.
Все эти мысли пронеслись в голове Уайта куда быстрее, чем можно их пересказать. Он протянул руку к кнопке, закрывающей люк.
«Но у него не будет даже призрачного шанса Ли и Хэндрикса! Я же просто изжарю его, изжарю при старте своими двигателями!»
Двигатели! Ч-черт! Ракетный ранец!
Роберт, словно пружина, вылетел из кресла и в два прыжка оказался над распростертым телом десантника. В воздухе нарастал гул — на помощь базе спешила новая боевая техника. Пилот рванул рычаг, управляющий ранцевым двигателям; десантника протащило по песку, а затем, по пандусу открытого люка — в кабину. Все-таки кнопки, а не грубая сила!
Через пять секунд Роберт уже снова был за пультом. Компьютер показывал приближающуюся эскадрилью боевых флаеров. «Черт бы побрал всех этих Клайренсов и прочих тупоголовых янки, с их вечной уверенностью, что они не могут не победить!» — подумал Уайт, до отказа перемещая тумблер.
Чудовищная тяжесть обрушилась на пилота, расплющивая его в кресле, выдавливая из него жизнь. Свет померк в его глазах, воздух сдавленным хрипом вырвался из легких, и он не мог снова вдохнуть. «Вот что чувствует человек, попавший под танк, — Роберт испытал острую зависть к Эмили и Томсону, неспособным сейчас чувствовать чего-либо. — Черт возьми, когда же я потеряю сознание?!»
Наконец этот блаженный миг наступил.
81
Длинные океанские волны лениво набегали на пляж, вылизывая мокрый песок белыми языками; легкий ветерок шевелил роскошные кроны пальм. Роберт полулежал в шезлонге с высоким бокалом в руке, потягивая через соломинку холодный коктейль. Неужели все кончилось, неужели все наконец кончилось? Он все еще боялся в это поверить, как боялся поверить тогда, когда пришел в себя на борту «Призрака», который, все еще отстреливаясь, разгонялся перед уходом в транспространство. Хорошо, что Ковальски, говоря о двадцати минутах, имел в виду двадцать пять: старый вояка никогда не планировал операции «под завязку», всегда оставляя скрытый резерв. Правда, и этот лимит был превышен — челнок стартовал лишь через 28 минут после высадки десанта и уже в стратосфере был атакован боевыми флаерами, но благодаря огневой поддержке «Призрака» и высокой маневренности уцелел. Флаеры, погнавшиеся за челноком, подошли слишком близко к невидимому звездолету и были сметены двумя залпами; это спасло последний бот, до которого все-таки сумел добраться Ли. Десантнику чертовски повезло: разбитый бот еще мог взлететь, хотя, как заметил потом Карпер, удивительно, что он не рассыпался в воздухе. Сам «Призрак» получил пару приличных пробоин, но ни одна из жизненно важных систем не пострадала. Эмили и Томсон были сразу же помещены в анабиозную камеру — их положение было слишком тяжелым, чтобы пытаться поправить его в полевых условиях — и весь обратный полет единственную работу медикам доставляли легко раненый Ли и отходивший после перегрузки Роберт. Наконец звездолет вынырнул в Дальнем космосе для встречи с заправщиком. За пять минут до стыковки в каюту Роберта без предупреждения заявился Ковальски.
— Быстро. Идите за мной.
— В чем дело? — возмутился Уайт.
— Вы забыли, что у нас на борту агент ЦРУ? Это значит, что в пункте прибытия нас ждет теплая встреча.