В глазах у Джонни начало темнеть. Перед глазами проплывали темные пятна, в ушах негромко звенело.
«Я умираю», — равнодушно подумал он, чувствуя, как от парализованных ног к груди поднимается оцепенение.
Усилием воли он отогнал тьму, и ему показалось, что он грезит: под верандой, освещенный лучами позднего солнца, стоял посол Нинь Чэнгун. Через плечо у него по-прежнему висел бинокль, держался Чэнгун безупречно вежливо и хладнокровно. Джонни хотел крикнуть, предупредить посла, но из горла вылетел только хрип, затихший в стенах комнаты.
Тут он с изумлением увидел, как предводитель банды, тот, что со шрамом, подходит к послу и приветствует его — если не уважительно, то с признанием его власти.
Нинь! Джонни заставил себя поверить. Это действительно Нинь. Это не видение.
И тут до него донеслись голоса этих двоих. Они говорили по-английски.
— Поторопи своих людей, — сказал Нинь Чэнгун. — Пусть погрузят кость. Я хочу немедленно уехать.
— Деньги, — ответил Сали. — Тысяча долларов.
Его английский был ужасен.
— Тебе заплатили, — возмущенно сказал Чэнгун. — Я отдал тебе твои деньги.
— Еще денег. Еще тысячу долларов. — Сали улыбнулся Чэнгуну. — Деньги, или я их остановлю. Мы уйдем, оставим тебя, оставим кость.
— Мошенник! — рявкнул Чэнгун.
— Не понимаю «мошенник», но, думаю, ты тоже «мошенник». — Улыбка Сали стала шире. — Давай деньги сейчас.
— У меня с собой больше нет, — решительно ответил Чэнгун.
— Тогда мы уходим. Немедленно! Сам грузи свою кость!
— Подожди. — Чэнгун явно напряженно размышлял. — У меня нет денег. Возьмите кость, сколько сможете. Возьмите все, что сможете унести.
Чэнгун сообразил, что браконьеры смогут забрать лишь ничтожную часть сокровища. Не больше одного бивня каждый. Двадцать человек, двадцать бивней — недорогая плата.
Сали смотрел на него, обдумывая ответ. Очевидно, он извлек из ситуации всю возможную выгоду, потому что наконец кивнул.
— Хорошо! Возьмем кость.
Он начал поворачиваться.
Посол Нинь окликнул его:
— Подожди, Сали. А остальные? С ними разобрались?
— Они все мертвы.
— Хранитель, его женщина и дети тоже?
— Все мертвы, — повторил Сали. — И женщина, и ее негритята. Мои люди сначала делали джиг-джиг с тремя женщинами. Очень весело, очень хороший джиг-джиг. Потом убили.
— А хранитель? Где он?
Браконьер Сали кивком показал на кабинет Джонни.
— Я застрелил его бум-бум. Он мертв, как нгулиби, как свинья. — Он рассмеялся. — Очень хорошая работа, а?
Он ушел с автоматом через плечо, посмеиваясь, и Чэнгун вслед за ним вышел из поля зрения Джонни.
Гнев придал Джонни сил.
Из слов браконьера нарисовалась картина ужасной участи Мевис и детей. Джонни ясно видел ее, словно сам был там: он был знаком с насилием и мародерством. Ведь он пережил войну в буше.
Он использовал силу гнева, чтобы поползти к столу. Джонни знал, что не сможет воспользоваться оружием. В несколько оставшихся ему минут жизни он может только надеяться оставить сообщение. Бумаги были сброшены со стола и усеивали пол. Если бы добыть один-единственный листок, сделать на нем запись и спрятать ее… полиция потом ее найдет…
Он передвигался, как раненая гусеница, лежа на спине и по-прежнему зажимая поврежденную артерию. Подтягивал здоровую ногу, упирался пяткой в пол и с трудом передвигался вперед, проползал на спине по несколько дюймов за раз, и собственная кровь смазывала его продвижение. Он прополз шесть футов и добрался до одного листа бумаги. Это была квитанция об оплате.
Не успел Джонни коснуться листка, как освещение в комнате изменилось. Кто-то стоял в дверях. Джонни повернул голову: на него смотрел посол Нинь. Он вошел со стороны веранды.
Резиновые подошвы его спортивных туфель ступали совершенно бесшумно. Он стоял, оцепенев от удивления, и еще несколько мгновений смотрел на Джонни.
Потом пронзительно закричал:
— Он еще жив! Сали, быстрей сюда, он еще жив! — Чэнгун исчез из двери и побежал по веранде, по-прежнему громко призывая браконьера: — Сали, быстрей сюда!
Все было кончено, Джонни это знал. У него оставалось несколько секунд. Он повернулся на бок и схватил бланк. Одной рукой прижал его к полу, отпустил зажатую артерию и провел окровавленной рукой по брюкам.
И сразу почувствовал, как запульсировала артерия и из раны потекла свежая кровь.
Обмакивая указательный палец в собственную кровь, он начал писать. Вывел кривую букву «Н» и от головокружения едва не потерял сознание. Сосредоточиваться становилось все труднее. Палочки буквы «И» оказались очень кривыми, но все же буква идентифицировалась вполне уверенно. На мгновение липкая кровь приклеила палец к листку. Джонни с трудом оторвал его.