Проискав понапрасну довольно долго, они потеряли всякую надежду. Ханс распрямился.
— Поплыли обратно. Ума не приложу, куда она делась! Ну да ладно, нет так нет.
Как раз в это мгновение он еще раз бросил взгляд на дно фьорда — и замер, словно окаменел.
— Странная история. Вон она где, верша, видишь поплавок. Но я ее там не ставил, а отнести ее туда не могло, потому что это против течения. Давай-ка подойдем поближе, посмотрим, в чем дело.
Ханс начал грести, а Эсбен сидел на носу и не спускал глаз с чурбачка, который тихонько плавал на зеркальной поверхности воды. Дно стало изменяться. Они выплыли за пределы ракушечной отмели, туда, где начиналось песчаное дно.
И тут Эсбен увидел под водой вершу.
— Ханс! Ханс! Там… там же… громадная рыбина!
Рыбина и в самом деле была громадная. На лице Ханса тоже выразилось изумление. Он поспешно выбросил якорь, которым служил тяжелый камень, и свесился за борт лодки.
— Придется мне лезть в воду. Это лосось. Такой крупный мне еще ни разу не попадался в этом фьорде. Он зацепился за вершу жабрами и вот оттащил ее на такое расстояние.
Ханс скинул свой балахон и стоял теперь на солнце обнаженный. Ступив одной ногой на борт лодки, он спрыгнул — вода здесь доходила ему всего лишь до груди. Всплески, брызги, сверкание воды ослепили Эсбена. Лосось трепыхался, бился всем телом, пытаясь освободиться, но голова его, зацепившись жабрами за прутья, безнадежно застряла в воронкообразном входе верши. Ханс одной рукой держал вершу, а второй пытался ухватить хвост лосося. Человек, рыба, вода — все слилось воедино и кипело, бурлило, блестело на солнце, будто сами стихийные силы природы затеяли игру. Наконец человеку удалось зажать под мышкой хвост рыбы, сражение было окончено. Ханс перекинул лосося вместе с вершей через борт в лодку.
— Навались на него, Эсбен! Держи крепче вершу! Навалившись всем телом, Эсбен держал вершу и рыбину, пока Ханс взбирался в лодку. Минуту спустя лосось затих.
— А тебе, мой друг, похоже, сопутствует удача. Ну ладно, плывем теперь домой. На сегодня хватит, мы с тобой неплохо поработали.
И они поплыли к берегу. Эсбен сидел на дне лодки и смотрел на лосося. Потом осторожно провел пальцем по его блестящей чешуе.
— А он… он красивый.
— Да, и храбрый был лосось. Как он отчаянно боролся! И вдруг, словно пробужденные зрелищем борьбы и гибели рыбы, опять ожили в памяти Эсбена недавние события. Новые необычные впечатления этого утра на время оттеснили их, отвлекли его от случившегося. А теперь все опять всколыхнулось, комок подступил к горлу, в глазах защипало.
И он снова разразился слезами.
Ханс не пытался его утешать и ничего не говорил, пока они не пришли с уловом в хижину. Тут он положил руку мальчику на плечо и сказал:
— Пойдем-ка посидим с тобой на солнышке. И ты мне расскажешь все по порядку. С самого начала.
Глава 3
Они устроились возле хижины. Эсбен сидел, прислонившись к стене. Напротив него сидел Ханс и чистил рыбу. Они не сразу начали разговор. Перед Хансом было некое подобие стола — кругляш, отпиленный от толстого бревна и врытый в землю. Ханс положил угря на стол спинкой вниз и отрезал ему голову, но не до конца — нож остановился, не дойдя до кожи внизу. Ухватив угря за жабры и отогнув ему голову, Ханс потянул ее вместе с кожей к хвосту — кожа соскользнула, точно чулок. Затем он отложил очищенную рыбину в сторону, взял следующую и взглянул на мальчика.
— Ну, — сказал он, протягивая руку за ножом.
Эсбен откинул голову назад, уперев ее в стену хижины. Минуту он сидел с закрытыми глазами. Потом откашлялся и заговорил:
— Все началось с того, что они сказали, будто моя мама ведьма, и вот однажды…
— Погоди, Эсбен, начни лучше с самого начала. Расскажи мне о себе и о своих родителях.
Эсбен немного помедлил.
— Да рассказывать-то особенно нечего. Отца у меня нет. Во всяком случае, я его никогда не видел, и мама никогда мне про него не говорила. Жили мы бедно, но все же как-то кормились, не голодали. У нас была корова, и потом мама умела лечить больных людей. Если кто сломает ногу или руку, она могла составить кости, чтоб они срослись, или, например, могла сделать, чтобы зубы не болели, и все такое. К нам часто приходили больные люди и просили помочь, а иногда за ней кого-нибудь присылали. Те, кого она вылечит, давали ей за это немножко денег или какую-нибудь еду. И вот как-то раз пришла одна тетка. И с ней была дочка, маленькая девочка, лет, наверно, шести или семи. Девочка была тяжело больна, мама сказала, что у нее чахотка и что от этого ее никто не вылечит.