Понятное дело, я волновалась. Не абы что всё-таки случилось. В то, что Алина свалилась в бассейн случайно, я ни на секунду не поверила. Потому что слишком хорошо знала тот взгляд, которым Марина наградила сокурсницу, когда её в дом уводил Максим. В нем читалась смесь мрачного удовлетворения и обещания еще бОльших мук. Так подруга смотрела лишь на тех, кого люто ненавидела и чью жизнь мечтала испортить. И знала я его не потому, что когда-то была удостоена такого же. Скорее наоборот — я была с ним знакома, потому что Андреева смотрела так не только на своих обидчиков. Доставалось и моим. Хорошо, что их не особо много-то и было.
Поговорить с подругой я попыталась еще на вечеринке. Так сказать, пока еще эмоции были свежи. Но Марина лишь отмахнулась и заявив, что это не более, чем несчастный случай, ушла. Как мне потом передал крайне недовольный Максим, рыжая, сославшись на плохое самочувствие, уехала домой. Да уж, сходили, называется, на вечеринку.
Хотя, мы с Елисеем были более чем довольны. Ну, я так точно. И судя по тем взглядам, которые бросал на меня мужчина, пока он вез меня домой, его вечер также не оставил равнодушным. И это не могло не радовать.
Однако, за три выходных дня эйфория от удачного свидания слегка рассеялась, уступив место тревоге за подругу. Я могла лишь догадываться, что с ней происходит, и незнание полной картины медленно убивало меня. Мне хотелось помочь Марине, но та словно закрылась от меня, не желая признавать своей проблемы. А она точно была — я чувствовала это.
Поэтому, в понедельник, примчавшись в университет раньше обычного, я села на лавочке перед главным входом и приготовилась ждать Мариночку. Которая появилась ровно за пятнадцать минут до начала первой пары. И, заметив меня, приветливо улыбнулась и тут же поспешила присоединиться ко мне. Как она умудрялась почти бежать на высоких каблуках, оставалось для меня загадкой.
Выглядела подруга, на удивление хорошо. Трикотажное платье насыщенно-бордового цвета выгодно оттеняло чуть бледноватую кожу, кожаная куртка шоколадного цвета расстегнута, демонстрируя более чем целомудренный, но все равно довольно притягательный вырез. На лице — неброский, но наложенный умелой рукой макияж, волосы слегка завиты. В общем, она ни капли не походила на девушку, которую могли терзать как муки совести за то, что чуть не убила человека, так и боль от разбитого сердца.
— Привет, — широко улыбнулась подруга, приблизившись, — Меня ждешь?
— Ну явно не Вадима, — хмыкнула я, поднимаясь на ноги, — Как настроение?
— Роскошное! — жизнерадостно отозвалась Марина, — Я провела выходные у косметолога и в тренажерном зале. И — ты не поверишь — я похудела еще на кило!
— Как будто тебя это сильно беспокоит, — окинула я скептическим взглядом стройную фигуру подруги.
— Тоже верно, — не стала спорить Андреева, — Как выходные? Небось провела их со своим Ромео?
Я покачала головой, невольно улыбаясь:
— Он был занят делами клуба. Так что мы ограничились звонками.
— Какая жалость, — протянула Марина с улыбкой, — А то я видела, как вы друг на друга пялились на вечеринке. И, можешь мне поверить — даже бабуины в брачный период ведут себя скромнее!
Я проигнорировала явную подначку подруги, хотя мои щеки и покрылись легким румянцем. Но обсуждать наше с Елисеем поведение мне не хотелось. В конце концов, отличились в тот вечер явно не мы.
— Раз уж ты сама заговорила о вечеринке, — медленно, словно прощупывая почву, начала я, — Может, всё же объяснишь мне, что тогда случилось с Алиной?
— Несчастный случай, — пожала плечами рыжая, — Макарова слегка остудилась. Ей это, знаешь ли, было полезно. Потому что танцевала она, скажу я тебе, весьма вызывающе. Грань приличий была пересечена в первую же минуту, стоило ей ступить на порог дома Макса.
Я закатила глаза, даже не скрывая того, насколько абсурдной и нелепой считала ту ситуацию. И слепой бы понял то, что так упорно отрицала моя подруга — она ревновала. Бесилась, ненавидела из-за этого себя и всех вокруг, но поделать с собой ничего не могла. Ситуация просто не укладывалась в её картину мира — мужчина захотел не её, а кого-то другого. И не абы какой, а тот, которого захотела сама Андреева. Ох уж эта ирония судьбы.
— И тебе не стыдно? — попробовала я зайти с другой стороны, — Алина ведь могла пострадать. Она наглоталась воды. Дело могло закончиться чем-то более серьезным, чем простой насморк — от гриппа до пневмонии и воспаления легких.
В выходные я звонила и Алине — справиться, как чувствует себя жертва моей подруги. Макарова была весьма бодра, и на умирающую не тянула. На мой вопрос, как так получилось, девушка ответила, что, наверное, просто не рассчитала траекторию движений и запнулась обо что-то. Про Марину девушка не сказала ни слова. И у меня созрел еще один вопрос — она реально не помнит, кто ей помог упасть? А если помнит — почему выгораживает Маринку?
Которая, хмыкнув, дернула плечиком, прежде чем ответить:
— Да что бы ей сделалось? Я знаю такую породу — живучие, как тараканы. Их только тапком прибить можно. И то — стопроцентной гарантии никто не даст. И вообще — пойдем. Лекция начнется с минуты на минуту.
Поднимаясь по лестнице, ведущей ко входу, я спросила:
— А что с Игнатом?
Маринка дернулась, будто я её ударила, но после хмыкнула и нарочито небрежным тоном вернула мне вопрос:
— А что с ним? Бармен умер, а я и не в курсе? Какая досада.
Попросив у всех известных мне богов терпения, я ответила:
— Нет, он, насколько мне известно, жив-здоров. Просто…
Но Марина прервала меня. Шагая по мраморным ступенькам, та заявила:
— Аля, я совершенно о нем не думаю. Кто он вообще такой, чтобы я тратила на него своё время?
Остановившись возле двери, Андреева обернулась, глядя на меня с вызовом. Она словно ждала, что я начну её разубеждать, пытаясь вбить в её голову, что — нет, как раз о нём она и думала целыми днями. Но, разве так поступают подруги? Пытаются навязывать свое мнение, каким бы правильным оно ни было? Нет, мне всегда казалось, что их задача в другом — убедиться, что близкий тебе человек в порядке.
Так что, улыбнувшись, я спросила только:
— Ты уверена?
— Абсолютно! — безапелляционным тоном заявила Андреева, — Если этот индюк выбрал эту курицу Алину — флаг ему в руки, попутный ветер в спину и перо в задницу! Я мешать не буду! Могу даже подтолкнуть их лодку любви, чтобы она как можно быстрее отчалила от наших берегов. А теперь — может, уже пойдем? У меня от этих разговоров мигрень начнется раньше, чем прозвенит первый звонок.
Однако, не успела я толкнуть дверь, чтобы, наконец, войти в здание университета, как громкий визг тормозов заставил нас остановиться и обернуться на этот неприятный источник звука.
А дальше меня разорвало от двух совершенно противоположных желаний. С одной стороны, мне хотелось встать на защиту подруги и разбить подъехавшей черной иномарке лобовое стекло, чтобы её владелец, наконец, оставил Маринку в покое. А с другой я едва сдерживалась, чтобы не расхохотаться. Потому что, во-первых, быть всегда правой было уже даже скучно, а во-вторых, наблюдать за тем, как вытягивается лицо Маринки, было до безобразия забавно.
А вот Андреевой явно было не до смеха. Та смотрела на машину, окна которой были опущены, так что становилось ясно, что, кроме водителя, в салоне никого не было, и все краски, казалось, покинули её лицо. Подруга напоминала одну из тех статуй, которые стояли в музее — красивые, но очень неживые.
Игнат — все ведь догадались, что за рулем был он? — повернулся в нашу сторону и, глядя на Марину (скорее всего, ведь солнцезащитные очки он снять не додумался), произнес:
— Нам надо поговорить.
Его голос, громкий и отчетливый, разнесся по безлюдной улице — все остальные студенты уже давно разошлись по аудиториям. Это только нам заняться было больше нечем, кроме как торчать на крыльце и сверлить взглядом взрослого мужчину. Точнее, сверлила его Марина, я же посматривала на подругу с долей тревоги, готовая, в случае чего, броситься ей на помощь.