Игнат же, словно не замечая состояния своей девушки, прошёл вглубь квартиры и растянулся на диване в гостиной. Он чувствовал, как действие лекарств постепенно проходило, и боль волнами начинала накатывать на его израненное тело. Начинали ныть рёбра, а зашитая бровь едва заметно пульсировала. Неглубоко вздохнув, мужчина позвал:
— Ты чего там застряла?
— Иду, — послышалось со стороны кухни.
Рыжая вошла в комнату и мужчина сглотнул. В больнице девушка была всё время закутана в пальто, и лишь в тот момент Игнат понял, почему. Марина была одета в простые синие джинсы и серую домашнюю кофту, на груди краснела надпись «Никогда не говори никогда». На рукаве мужчина разглядел небольшое пятно, а на лице рыжей, как он заметил, не было ни грамма косметики. Создавалось впечатление, что Андреева собиралась впопыхах, и что новости вытащили её чуть ли не из постели.
Брюнет растерянно моргнул, когда понял, что Марина нервничала. Она волновалась из-за него. Торопилась к нему в больницу, потому что переживала, что он пострадал. Его гордая и временами такая независимая девушка, которая, узнав про его настоящую работу, несколько дней только фыркала ему в трубку и упорно отрицала наличие у неё чувств. И теперь он мог видеть её настоящую, без привычной брони в виде косметики и эффектных, с иголочки, нарядов.
Осознав это, Васильев шумно выдохнул и тут же охнул, ощутив, как завибрировали повреждённые рёбра. Марина тут же бросилась к нему, присаживаясь на корточки перед диваном и кладя одну ладонь ему на грудь.
— Игнат! — воскликнула она, и голос её задрожал от переполнявших её чувств — волнения и страха, — Что болит?
Но мужчина отмахнулся:
— Не бери в голову, — а после, усмехнувшись, добавил, — А ты, оказывается, умеешь волноваться. Я думал, ты будешь первой, кто скажет, что так мне и надо.
Вспыхнув, Марина замахнулась, и чуть было не ударила мужчину, но вовремя вспомнила, что он вроде как не в состоянии по достоинству оценить силу её гнева. Поэтому, поджав губы, девушка поднялась на ноги с резким:
— Знаешь, да пошёл ты!
Она хотела было уйти (хотя бы в другую комнату, чтобы брюнет не видел, как на самом деле задели её эти слова), но Марине не позволили этого сделать. Превозмогая боль, мужчина резко схватил её за руку и, дёрнув, усадил к себе на колени, прижимая её спину к своей груди. При этом он зашипел сквозь зубы и рыжая дёрнулась:
— Совсем с ума сошёл? У тебя рёбра повреждены!
— Спасибо, я в курсе, — сдавленно пробормотал Игнат, — Вот буквально сейчас ощущаю, как одна из костей хрустит. А ты не такая уж пушинка, моя милая.
— Отпусти меня, — процедила Марина сквозь зубы.
Но её лишь сильнее прижали к себе, и шепнули на ушко:
— Нет. Никуда и никогда. Здесь твоё место.
— Это где? — фыркнула Андреева, — На твоих коленях? Или, быть может, у твоих ног?
— Просто рядом со мной, — было ей ответом.
Марина вздрогнула, чувствуя, как бешено заколотилось сердце после этих слов. Она понимала, что в тишине гостиной этот звук подобен грому, и почти ненавидела глупый орган, который решил вот так подло её предать.
Громко выдохнув, девушка прошептала, обращаясь то ли к своему сердцу, то ли к своему парню:
— Ненавижу тебя.
— Нет, — шепнули ей на ухо, чуть прикусывая мочку, — Ты меня любишь.
— Совсем сбрендил? — срывающимся голосом пробормотала Марина, — Или тебе напрочь все мозги отшибли?
Брюнет издал приглушённый смешок, от которого по всему телу девушки побежали мурашки. Ей повезло, что она не видела его — что-то подсказывало рыжей, что она бы не смогла держать себя в руках, если бы могла видеть лицо мужчины. Но она его ощущала — жар от его тела, хватку его сильных рук, чужое дыхание на своей шее. Всё это тоже не помогало сосредоточиться, и вместо привычных язвительных выпадов у неё получалось лишь какое-то жалкое мяуканье.
— Что, не можешь произнести это вслух? — продолжать терзать её правое ушко Игнат, — Тогда я могу помочь тебе и сделать это первым. Я тебя люблю.
Марина резко обернулась, чем вызвала еще один болезненный стон мужчины. Но она почти не обратила на него внимания, застигнутая врасплох его словами.
— Что ты сказал? — требовательно спросила она, невольно повышая голос и глядя ему в глаза.
Ласково улыбнувшись и заправив за ухо одну из медных прядок, Игнат повторил:
— Я люблю тебя. Не знаю, когда я это точно случилось, но подозреваю, что еще в самую первую нашу встречу. И всё время, пока меня били, я жалел только об одном — что не послал эту работу к чёрту и не поехал вместо этого к тебе. Все мои мысли лишь о тебе, рыжая чертовка.
Эти слова он шептал уже в самые губы опешившей и зардевшейся Марины. А после, не встретив даже намёка на сопротивление, он накрыл их своими, тут же утягивая рыжую в жаркий поцелуй. Их отношения всегда напоминали вулкан, причём самый что ни на есть действующий. Никаких полумер — они оба действовали напористо и резко, не желая тратить время и силы на лишние раздумья и сомнения. И себя они друг другу дарили всегда полностью, без остатка.
Марина напоминала брюнету огонь — живое, яркое пламя, что он пытался подчинить себе. Оно то обжигало его до оглушающей боли, до волдырей, то грело и дарило тепло. Девушка могла как уничтожить его, так и возродить обратно к жизни. И Игнат давно уже сдался на волю судьбы, позволив этой чертовке вытворять с ним всё, что взбредет в её голову.
Андреева же впервые в жизни чувствовала себя не просто желанной — она чувствовала себя ЛЮБИМОЙ. Такое странное и порой непонятное чувство. Хотя бы потому, что она знала — если тебя хотят, то сделают всё, чтобы тебе было хорошо. Но когда к делу подключается любовь — произойти может всё, что угодно. Может стать не только очень хорошо, но еще и чертовски больно. И нередко после подобных признаний кому-то в паре — а может, и двоим сразу — приходится жевать стекло.
Но, кажется, она была к этому готова. Потому что не только принимала поцелуи, которые дарил ей мужчина — Марина отвечала с не меньшим пылом и отдачей, прижимаясь к брюнету всё ближе.
В какой-то момент Игнат сдавленно охнул, и девушка тут же отстранилась, чувствуя на языке привкус крови. Его рассеченная губа снова начала кровоточить.
— О господи, прости, — шепнула девушка, касаясь его лица кончиками пальцев.
— Не извиняйся, — хриплым голосом отозвался Васильев, — Это приятная боль.
— Ты в курсе, что ты маньяк? — хихикнула рыжая, упираясь ладошкой в его грудь и замечая, как потемнели глаза мужчины.
— Не больше, чем ты, — парировал Игнат, — Признайся ведь, что тебе понравилась моя кровь на вкус? Раньше ты её пила только ментально, а теперь вот, можешь и по-настоящему хлебнуть.
— Идиот! — фыркнула девушка, отстраняясь.
Но ей снова никто не позволил это сделать. Стоило Марине чуть отдвинуться, как её тут же вернули на место и брюнет, воспользовавшись ситуацией, тут же прижался к пульсирующей венке на нежной шее девушки. Каждое движение причиняло ему всё больше боли, но Игнат просто не мог себя остановить. Ему казалось, что даже если бы это грозило ему смертью, он всё равно продолжил бы целовать девушку, дыхание которой с каждой секундой становилось всё более тяжёлым.
Но когда мужчина попытался стянуть с неё кофту, Марина остановила его руки.
— Ты только что из больницы, — напомнила она ему, — И я вижу, что тебе больно.
— Мне никогда не было так хорошо, как в эту самую минуту, — сообщил Игнат, и по его глазам девушка поняла, что он не врал.
— Но… — начала было она, однако её прервали:
— Не может быть никаких «но» и «если». Есть только мы и наши желания. Если ты хочешь того же, что и я — то, прошу тебя, прекрати трястись надо мной. Я не хрустальный, — насмешливо добавил брюнет, — Где та тигрица, которая была готова растерзать меня за малейший проступок? Где моя дьяволица? Я хочу её обратно.
С этими словами мужчина таки стянул с Марины кофту и, отбросив её куда-то в сторону, тут же припал губами к её ключицам. Тихо выдохнув, рыжая, не сдержавшись, провела пальцами по его плечам, ощутимо царапая их ногтями. Игнат на это только что-то прошипел, но не сделал ни единой попытки остановить девушку, наслаждаясь происходящим.