Не желая молчать, я всё же решилась хоть что-то сказать в свою защиту:
— Написанное там — неправда.
— Вот как, — задумчиво хмыкнул Сергей Степанович, — Значит, вы не состоите в отношениях с Елисеем Воронцовым, владельцем сети ночных клубов?
— Состою, — вынуждена была кивнуть я, — Однако, мои мотивы, как и его — они изложены неверно. Никто никого не соблазнял из корысти или любого другого непристойного умысла. Мы любим друг друга.
— Любовь, — протянул декан, — Любовь — это прекрасное чувство. Она толкает людей на безумства, заставляет юные сердца пылать. Я искренне рад за вас и ваши отношения, Галина.
Мужчина замолчал, я тоже ничего не говорила, в ожидании продолжения. Однако, видя, что Кошкин продолжал молчать, решила ему подсказать:
— Но…?
Встрепенувшись и словно вспомнив о моём существовании, Сергей Степанович сказал:
— Но, какими бы прекрасными ни были ваши чувства — мы не можем закрывать глаза на то, что одна из наших студенток оказалась в центре скандала. Это сказывается на репутации университета отнюдь не лучшим образом.
— Позвольте предположить, — медленно произнесла я, взвешивая каждое слов, — Вы позвали меня явно не за тем, чтобы предложить свою помощь в, скажем так, урегулировании ситуации?
Декан развёл руками в стороны:
— К сожалению, у нас нет рычагов давления на журналистов.
— Зато есть возможность отчислить меня, не так ли? — прямо спросила я, поняв, в какую сторону дул ветер.
Кошкин заёрзал в своём кресле, словно ему вдруг стало неудобно в нём сидеть. По всей видимости, ему моя прямолинейность не пришлась по душе. Но я не собиралась помогать ему почувствовать себя лучше. Ведь сам он, судя по всему, о моём душевном равновесии благополучно забыл.
— Мы не хотим отчислять вас, — покачал головой декан в итоге, — Просто предлагаем взять вам небольшой перерыв. Академический отпуск. С сохранением места. Когда буря вокруг вас поутихнет — вы сможете вернуться к учёбе.
— А если она так и не утихнет? — поинтересовалась я, хмыкнув, — Вы просто выкинете меня, из-за парочки скандальных заголовков? Даже не попытаетесь разобраться в ситуации и просто загубите мой шанс на образование и дальнейшую карьеру?
— Ну…у вас ведь весьма влиятельный мужчина, — развёл руками в стороны Кошкин, — Думаю, он не бросит вас в беде.
Вспыхнув, я вскочила на ноги. Дожили — уже взрослые и, на первый взгляд, разумные люди считали нормальным тыкать мне в лицо мои же отношения. Вот только мне было непонятно, что двигало деканом? Почему он с таким удовольствием делал это — ставил крест на моей жизни и при этом упоминал Елисея с этим, почти брезгливым выражением лица.
Неожиданно, меня озарило. И, прежде чем я успела себя остановить, я сказала:
— Вы просто завидуете. Не мне, — отметила я, видя, как округлились глаза Кошкина, — Ему. Потому что всё, что вы можете — это сидеть здесь и наблюдать, как студенты, один за другим, осуществляют свои мечты. Как они строят карьеру, обретают популярность, влюбляются и заводят семьи. Ваш же потолок — это кресло, и, судя по всему, вас это не особо радует. Не удивлюсь, если выяснится, что вы мечтали о той работе, которую имеет мой мужчина. И вас больше всего злит и бесит, что он добился всего этого, так и не доучившись в университете. А вы же, со всеми своими бумажками, сели в лужу. И девушки, такие, как я, вам могут только сниться. А у него это всё есть, — усмехнувшись, я добавила, — Может, вы и мне завидуете? Может, вы бы хотели оказаться вместо меня на первых полосах скандальных пабликов? Ведь это был бы ваш единственный шанс хоть как-то заявить о себе, сделать так, чтобы вас, наконец, заметили. Что же, простите, что не могу вам в этом помочь. Можете мне поверить — я бы с радостью уступила бы вам это место у позорного столба. А теперь — прошу меня простить. По расписанию у меня сейчас как раз обливание дёгтем и вываливание в перьях. Приходите посмотреть — может, и вас зацепит лучами моей славы!
Выпалив всё это и отметив, как вытянулось и покраснело лицо декана, я выскочила из кабинета. Марина, которой я, разумеется, всё рассказала, долго хохотала и повторяла, что они с Елисеем создали монстра в моём лице.
— Как бы я хотела видеть лицо этого прыща старого! — воскликнула рыжая, сидя со мной на лавочке перед зданием теперь моего уже бывшего университета (надеюсь, временно, но после такой выходки я уже была в этом не уверена), — Ты его так припечатала, что он, небось, до сих пор рыдает, свернувшись калачиком на полу своего кабинета.
— Да, наверняка так и есть, — кивнула я рассеянно, — Ты прости, что я не радуюсь вместе с тобой — меня просто слегка отчислили.
— Эй, никто тебя не отчислял! — возмутилась Марина, — Смотри на это с позитивной стороны. Тебе дали несколько выходных. Которые ты сможешь провести с пользой. Например, выспишься. Будешь больше готовить для своего здоровяка. Ну, и для меня тоже, — добавила подруга с усмешкой.
— Да уж, это было моей мечтой — стать домохозяйкой, — отозвалась я.
— Эй, ну не кисни, — обняла меня за плечи Андреева, — Всё будет хорошо. Помни — когда закрывается одна дверь, то другая открывается.
Однако, эта мудрость явно не имела никакого отношения ко мне. Поскольку все мои двери только и норовили захлопнуться. Не успела я успокоить себя и убедить, что хотя бы работа у меня осталась, как директор зоопарка вызвала меня к себе. Она была куда более искренней, чем мой декан, однако смысл её слов оставался прежним — во всех новостях фигурировало место моей работы, и она просто не хотела рисковать репутацией своего заведения.
— Малыш будет очень по тебе скучать, но ты должна понять меня, — извиняющим тоном произнесла женщина, глядя на меня чуть ли не с жалостью.
И вот на неё я, как ни странно, не обижалась. Потому что знала, зоопарк для неё — всё. Она была как мать для всех обитателей зоосада, и в ней преобладал главный инстинкт — защищать своё потомство. Я была в этом случае вполне реальной угрозой, и, несмотря на всю симпатию, которую я чувствовала по отношению к себе, становилось понятно, что меня в этом случае не выберут.
Так что я могла только кивнуть и попытаться выдавить из себя улыбку, вместе со словами:
— Конечно. Я всё понимаю.
— Мы выплатим тебе зарплату за три месяца, как и полагается в таких случаях, — добавила директор, подписывая какие-то свои бумаги, — И я прошу тебя не злиться на меня. Ты в любом случае переросла это место и заслуживаешь чего-то большего в этой жизни, чем прибирать за котиками и морскими львами.
Я только кивала, как китайский болванчик, не забывая механически улыбаться. Да, мне часто говорили про мой потенциал и прочее — я регулярно слышала подобные речи от Кати, Марины, да и всего своего окружения в целом. Вот только как можно было строить свою жизнь, если всё, буквально всё, рассыпалось в моих руках, подобно карточному домику?
Елисею тоже приходилось непросто. Нет, его не донимали зеваки и наверняка никто не позволял себе шептаться у него за спиной, но у мужчины были проблемы иного рода. Возникли какие-то проблемы с клубом и, хоть Воронцов отмахивался, утверждая, что всё в порядке, я видела, что он с каждым днём становился всё более мрачным. К тому же, они с Игнатом умудрились поссориться, что также не прибавляло хорошего настроения. В общем, война и немцы, дамы и господа.
В таком настроении прошла неделя. Сложно было не унывать, когда остался без любимой работы и учёбы, но я правда старалась держать себя в руках. Днём я обычно занималась самостоятельно, чтобы не сильно отстать по программе (да, я наивно верила, что к началу сессии меня снова вернут в студенческий стан), вечером готовила что-нибудь вкусное, и на ужин к нам с Катей всегда приезжал мой Елисей. Тётушка, зная о моих трудностях, выказывала протесты насчёт совместных ночёвок у Воронцова дома, утверждая, что на фоне депрессии я могла бы натворить глупостей. Но я знала, что на самом деле Катя просто хотела быть рядом со мной, поддерживая меня, так что соглашалась и наши с Елисеем свидания ограничивались моей квартирой.