Он попытался поцеловать Кэт в плечо, но она натянула одеяло.
— И вы получите наконец возможность отправиться к леди Дэнвер и положить свое сердце к ее ногам.
Мартин виновато поежился, услышав имя Джейн. По правде говоря, он мало вспоминал о ней в последнее время и уж совсем не думал о ней в эти несколько часов. Он был обязан сходить к ней, если ни по какой другой причине, то хотя бы чтобы заверить ее, что она может больше не волноваться за брата. И он должен быть достаточно честен с ней и объяснить, почему он настолько уверен в своих словах, признаться, как шпионил для Уолсингема.
Мартин надеялся, что Джейн простит ему. Но он больше ничего не желал от этой женщины! Его ошеломила эта мысль, но так уж сложилось.
Кэт сидела, съежившись, на самом краешке кровати, как можно дальше от него. Словно теперь, когда их близость прошла, она избегала его прикосновений.
Свечи давно оплыли. Только красные огоньки в камине давали мерцающий отблеск в комнате. Мартин приподнялся на локоть, вглядываясь в Кэт. Ему хотелось лучше видеть ее лицо.
Он отвел назад спутанную прядку волос с ее щеки.
— Я не могу даже думать о Джейн, — признался он. — После всего, что объединяло нас...
— Не надо, — резко перебила его Кэт.
— Не надо? — Рука Мартина замерла. — Прикасаться к тебе или...
— Не надо считать себя обязанным произносить красивые речи или давать клятвенные заверения в преданности только потому, что мы разделили одно ложе. — Она окинула его нахмуренным взглядом. — Мы оба знаем, что все происходившее здесь так и останется всего лишь приятным эпизодом в нашей жизни, не более. Два горячих тела поддались своим глубоко сдерживаемым желаниям в пасмурную и дождливую ночь. Земля не перевернулась, и небо внезапно не пролилось звездным дождем.
Может, для нее и нет. Мартин выдохнул из груди весь воздух. Он ощущал себя совсем как баркас, который только-только стремительно плыл по волнам, но внезапно ветер исчез, и паруса повисли.
— Простите мне попытку проявить внимание, — пробормотал он.
Резко откатившись на другую сторону кровати, он начал колотить кулаком по тонкой подушке в тщетном усилии взбить ее.
— Мне жаль, если я задела вашу мужскую гордость... — начала Кэт.
— Non, pas de tout[21]. Я не настолько самонадеян, чтобы раздуваться от гордости за свои таланты в постели, — скривился Мартин.— Впрочем, вот... ну да, наверное, я все-таки самонадеян. И я не привык, что после близости женщина зевает, переворачивается на другой бок и начинает храпеть.
Кэт резко выпрямилась, натягивая одеяло на грудь.
— Я ничего подобного не делала. Такое поведение считается исключительной прерогативой для вас, мужчин.
— Я никогда не позволял себе такого равнодушия. — Мартин засунул подушку себе под голову. — Даже когда я платил...
Мартин осекся, но не вовремя.
— Вы платили за женщину? — Кэт с глупой улыбкой посмотрела на него. — Никогда бы и представить себе не смогла порывистого, лихого и чувственного, полного сил Ле Лупа, который платит женщине.
— Я был тогда очень молод, — отрывисто проговорил Мартин. — Так я распрощался с бременем своей невинности. Мне было только одиннадцать.
— Одиннадцать!
— Или двенадцать, возможно.
Кэт скептически посмотрела на него, и он уступил.
— Ладно. Наверное, все произошло, когда мне было ближе к тринадцати и я поддался чарам Дафны Ла Буш[22], одной из искуснейших проституток, когда-либо выходивших на улицы Парижа.
— Дафна — рот? Почему они прозвали ее так? О! — Огонек догадки мелькнул в глазах Кэт.
Гнев немного поутих, и Мартин, сам того не желая, усмехнулся ей в ответ.
— По вашему волчьему взгляду я полагаю, прозвище досталось этой распутнице не из пристрастия к передаче сплетен.
— Нет, Дафна отличалась невероятной молчаливостью, особенно когда она... уф-ф... — Мартин хрюкнул, когда Кэт резко ткнула его в ребра.
— Я догадлива, поэтому обойдемся без вашего старания нарисовать мне живые и яркие картины.
Мартин умолк, пряча улыбку. По крайней мере, его неблагопристойные воспоминания произвели должное действие, заставив Кэт вернуться на его половину кровати. Он приобнял ее.
— Мне приходилось очищать множество всяких разных карманов, чтобы позволить себе воспользоваться услугами Дафны. Может, она и не была красавицей-куртизанкой, но она не отдавалась задешево.
— И она стоила ваших стараний?
— Oui[23]. Она была очень хороша. Она провела столь головокружительное знакомство с обрядами Венеры, что всецело покорила меня. На следующий день я нагрянул в бордель с увядшим букетиком цветов и стал клясться сделать ее своей госпожой и спасти от ее трагической участи, даже если ради этого мне придется украсть кошелек у самого короля.
— И как мадемуазель Ла Буш отвечала на это великодушное предложение?
— Когда она прекратила смеяться надо мной, она надрала мне уши, вышвырнула меня вон и стала готовиться развлекать своего следующего клиента.
Кэт расхохоталась, но ее голос был не без симпатии, когда она погладила его грудь.
— Бедный укрощенный волчонок, — сочувственно проговорила она, погладив его. — Но каким же замечательным парнишкой вы, видимо, были тогда.
— Замечательным? — Мартин фыркнул.
— Да, меня поражает, как вам удалось сохранить такую жажду жизни, такое романтичное представление о мире, если подумать, как складывалась ваша судьба. Брошенный матерью, без семьи, без дома, и надеяться можно только на себя самого. Ведь должны же были и у вас случаться моменты, когда вам бывало холодно, голодно и вы погружались в отчаяние.
— Наверное, да. — Мартин пожал плечами. Ему всегда удавалось преодолевать мрачные стороны своей жизни. Он обнял Кэт обеими руками и поцеловал ее в макушку.
— Порой единственная возможность не замечать грязь под ногами — это научиться витать в облаках. Да и не был я настолько одинок. Жила тогда одна старушенция, цветочница, которая была добра ко мне. Она была чем-то вроде святой покровительницы для всех нас, уличных пострелов, хотя особой святостью никогда и не отличалась. Тетушка Полин ругалась и пила, как любой из ломовых извозчиков, провозивших фургоны через Париж, а то и похлеще их.
— Тетушка Полин?
— Так ее все называли. Я никогда не знал ее настоящего имени. — Мартин улыбнулся при воспоминании о худой старухе и ее редкозубой улыбке. — Она много раз спасала меня от пустого желудка, делясь со мной хлебом и сыром. Она продавала цветы, но еще тетушка Полин утверждала, что была немного цыганкой, способной читать по ладони. Она даже научила меня, как делать обереги, чтобы ведьмы близко не приближались.
Надо отдать ей должное, Кэт попыталась сохранить серьезное выражение на лице, но ее губы дрожали от подступившего смеха, когда она уточнила:
— Какого рода обереги?
— Мешочки, в которых лежала невероятно пахучая смесь трав и чеснока.
Кэт громко расхохоталась. Впрочем, он этого и ожидал.
— Ладно, ладно, пусть то была чисто суеверная чушь. Все-то я теперь знаю. И в детстве и юности я проявлял смелость, граничащую с безрассудством, и мне ничего не стоило рисковать попасть шеей в петлю палача, но я буквально цепенел от всего, что хоть как-то относилось к колдовству. Ничего я так не боялся на свете, как ведьм.
— Тогда как это вас вообще... — Кэт потрясенно наморщила лоб.
— Что вообще? — Мартин погладил ее спину, наслаждаясь ощущениями от прикосновения к ее гладкой теплой коже.
Кэт поколебалась немного, потом все же закончила свой вопрос:
— ...угораздило оказаться в постели с Кассандрой Лассель.
Рука Мартина замерла при упоминании имени этой женщины, словно кто-то резко всадил ему нож под ребра.
— Давайте мы лучше не станем касаться этой темы, — только и ответил он.
Он возобновил свои ласки, но Кэт ускользнула от него. Она приподнялась и окинула его сумрачным взглядом.
— Вы слишком долго не касались этой темы. Я понимаю, вам неудобно говорить о Кассандре...