Я никогда и не надеялась, что Рори вообще удостоит меня взгляда, когда столько девушек стайками ходили за ним, намного более женственных и изящных. И высоких. ...И все же весной, когда мне стукнуло пятнадцать, он обратил на меня внимание. Мне... мне показалось чудом, когда он в первый раз улыбнулся мне. Как если бы весь остальной мир куда-то исчез, просто растаял вместе со всеми моими невзгодами, пренебрежением и презрением, которым меня травили, придирками от слуг и домочадцев, которые я терпела в доме своего отчима.
Мартин еще больше нахмурился, его неприязнь к этому принцу из воспоминаний Кэт выросла до настоящей ненависти. Он явно не желал и слышать ничего больше об этом Рори О'Мира.
Но стоило Кэт замолчать, как он попросил:
— Продолжай.
— Он сразил меня окончательно. И он вел себя так, что заставил меня поверить в свою любовь ко мне. Я отдала ему свою девственность теплой весенней ночью на вересковом поле. — Ее синие глаза затуманились, и она уткнула голову в матрац, пытаясь спрятать лицо. — После того, как Рори получил все, что хотел от меня, он даже не оглянулся. Вовсе не новая повесть, все та же душераздирающая история, случающаяся со столькими глупыми девчонками. — Ее губы сжались от презрения к самой себе. — Я думала, что я-то уж точно окажусь гораздо умнее. Через неделю после того, как он взял меня, Рори обручился с дочерью предводителя соседнего клана, премилым, довольно пухленьким созданием по сравнению с таким костлявым подростком, как я, да еще богатой и значимой в обществе.
Мартин поднес руку Катрионы к своим губам и стал целовать кончики ее пальцев.
— Выходит, этот мерзавец разбил ваше сердце. Я хотел бы завтра же поплыть в Ирландию и там размозжить ему голову.
— Вот уж чего делать не нужно вовсе. Последнее, что я слышала о Рори, что он возглавил клан после смерти моего отчима. Как и большинство ирландцев, О'Мира дико мстят всякому, кто угрожает их предводителю. — Она гордо вскинула голову, выдвинув вперед подбородок. — Да и не нуждаюсь я ни в ком, чтобы проломить ему голову. Какая в этом была бы для меня радость? Я предпочла бы сделать это сама. — Губы Кэт сложились в хитрющую и злобную улыбку. — По правде говоря, я уже все сделала.
— Ох, та petite chatte, — хмыкнул Мартин. — Как же я раньше не догадался!
— Я хорошим резким ударом сломала Рори нос. В день его свадьбы, в качестве свадебного подарка. Мать упала в обморок, а отчим основательно выпорол меня. Мне было все равно. Дело того стоило. К тому времени, как болячки на моей заднице зажили, я уже больше не думала о Рори.
— Правда? — скептически поинтересовался Мартин.
— Сердца не разбиваются, Мартин. — Она посмотрела на него с грустной улыбкой. — На них только остаются вмятины. Я научилась осторожности.
— Настолько, что с тех пор отгородила себя от всех мужчин.
— У меня бывали другие любовники.
— Но вы никогда больше не позволяли себе рисковать, потакать любви, которая возносит над землей, захватывает все твое существо.
— Хотите сказать, такая любовь была у вас к Мири Шени? — насмешливо фыркнула Кэт.
— После случившегося с Кассандрой я чувствовал себя не вправе касаться даже ботинка Мири. Но да, я потратил годы, стремясь стать достойным Мири.
— И вы хотите сказать, что в течение всего того времени соблюдали обет безбрачия?
— Ну, ...нет. Моя служба на короля Наварры часто забрасывала меня далеко от Мири. Порой мне приходилось потворствовать чувственным инстинктам своего организма, но это не имело никакого отношения к моему обожанию Мири.
Внезапный выпад застал его врасплох, и Катриона опрокинула его на спину и нависла над ним, укоризненно разглядывая.
— Знаете, в чем ваша беда, Мартин Ле Луп?
— Нет, — вздохнул Мартин. — Но я уверен, мне сейчас все расскажут.
— Вы чересчур возвеличиваете свои чувства, вы поклоняетесь симпатичной вам женщине, ну, скажем иначе, предмету вашей любви, как какой-то далекой звезде. — Кэт с досады пробила кулаком воздух. — А вам нужна женщина, которая знает, как жить на этой земле, по уши в мерзостях нашей жизни, и будет трудиться, и сражаться рядом с вами, и страдать и радоваться вместе с вами, и вы оба станете заботиться друг о друге, любить друг друга и... и оберегать.
— И, как я предполагаю, в этом вашем романтичном видении есть два горячих тела, сцепленные вместе ко взаимному удовольствию? — саркастически уточнил Мартин, поднимая одну бровь.
— Да, конечно же, это же часть любви.
— А как насчет союза двух сердец и душ? La grande passion[24]? Вы не верите в это? — настаивал он.
— Верю, и это случается, но случается не чаще, чем та комета, что проносится сейчас по небу. — Кэт откатилась от Мартина. — Я только одно хочу сказать вам: в следующий раз, когда вы встретитесь с леди Дэнвер, вместо того чтобы обрушивать на нее свои изысканные речи, вы... вы схватите ее в охапку и целуйте так, как будто завтра никогда не наступит. Или вы вполне сможете провести все следующие десять лет, ухаживая за нею.
Мартин резко сел, весь кипя от негодования, сгорая от желания сказать Кэт, чтобы она убиралась ко всем чертям со своими советами. Существовала только одна женщина на свете, которую он хотел целовать, и это была упрямая, приводящая его в бешенство рыжеволосая фея, натягивающая на себя его же бричесы.
Потому что он любил ее.
Mon Dieu. У Мартина перехватило дыхание, и весь его гнев улетучился от потрясшего его открытия.
Он... он любит Кэт. Какой же он идиот! Ну почему он не сообразил этого раньше?! Она не принадлежала к тому типу женщин, которые могли рассчитывать завоевать его сердце. Сильная, жесткая, дьявольски независимая и невероятно гордая.
Но стоило Кэт показать трепетную и нежную, чуткую сторону своей натуры, как она заставила мужчину почувствовать, что вверяет ему настоящий драгоценнейший дар.
Никогда раньше не знал Мартин женщины, способной приводить его в бешенство, но уже в следующий миг возбуждать в нем страсть. Ему было достаточно только посмотреть, как она одевается, как гибкие обводы ее тела купаются в красных бликах догорающего огня, чтобы заново напрячься от желания.
Он любил Катриону О'Хэнлон, и первым побуждением Мартина было вскочить, сжать Кэт в объятиях и рассказать ей о своем чувстве. Но одна мысль остановила его.
Катриона никогда ему не поверит. Почему должна она верить ему, после того как все это время наблюдала его ухаживания за Джейн Дэнвер, после того как выслушивала его разглагольствования о том, как он обожал Мири? Она сочла бы его романтичным идиотом, который, чуть что, твердит о любви, не особо раздумывая над смыслом этого слова. И она будет права.
Как ему убедить Кэт, что его чувства к ней реальнее, чем все, что он когда-либо знал в своей жизни? Никак. Он не имел права даже пытаться.
Ему по-прежнему следовало считаться с интересами дочери. Кэт хотела одного: вернуться на остров Фэр, это место, которое у него связано только со странностями и мистицизмом, а это он поклялся изгнать из жизни Мег. Если Мартин и испытывал сомнения, воспоминания о Кассандре послужили ему жестоким напоминанием.
Кэт зашнуровывала рубашку, но прервала свое занятие и нетерпеливо посмотрела на Мартина.
— Дождь прекратился. Нам надо идти.
Мартин кивнул и встал с кровати. После кошмарной ночи с Кассандрой он возненавидел грозы. Но сейчас ему было неимоверно грустно, что буря за окном закончилась.
* * *
Церемониймейстер позволил Уолсингему пройти во внутренние покои королевы, привилегия, которой удостаивались немногие, особенно в столь поздний час.
Как и Уолсингем, королева была известна тем, что работала над докладами и другими государственными делами до поздней ночи, единственный человек в королевстве, чья работоспособность могла сравниться с его собственной.
Но в этот вечер королева не сидела за столом над бумагами. В покоях горело только несколько свечей, фрейлины сгрудились вместе и о чем-то переговаривались возбужденными приглушенными голосами.