Мартин кивнул, вошел в камеру, и дверь за ним захлопнулась. Он немного успокоился, обнаружив, что ничего не напоминало темницу, кишащую крысами, как он себе вообразил, и Джейн не сидела, съежившись, на соломенном тюфяке, закованная в цепи.
Ее светлость поместили, соответственно ее положению, в комнату с высоким арочным потолком и тремя зарешеченными окнами. В комнате стояла кровать под балдахином и небольшой стол со скромной трапезой. Хлеб, вино и сыр. В комнате был еще и тюфяк, предназначенный для горничной, но леди Дэнвер была одна.
Она сидела на низкой скамеечке у одного из окон, ловя скудный свет для своего рукоделия. Она подняла глаза на вошедшего Мартина, у нее задрожали губы, и на ее лице отразилась борьба чувств.
Мартин понял, что он был первый посетитель с момента ареста. Он ожидал, что она вскочит и бросится к нему с рыданиями, как повели бы себя почти все женщины.
Но Джейн быстро взяла себя в руки. Она с достоинством поднялась со своего места и предложила ему пройти с такой грациозностью, словно принимала его в своей гостиной.
— Мистер Вулф.
Мартину было бы много легче иметь дело со слезами. Тогда, по крайней мере, он обнял бы ее и стал утешать. Но ее спокойное мужество его самого лишило смелости, еще глубже вонзив в душу шипы вины.
— Ваша светлость. — Мартин отвесил изысканный поклон, пытаясь соответствовать ее самообладанию. Но то, как Джейн вскидывала голову, напомнило ему о Мег, когда та изо всех сил старалась показать свою храбрость.
Не в силах притворяться, Мартин схватил ее за руки.
— Джейн, я пришел, как только услышал.
— Вы очень добры.
— Вовсе нет, не обманывайтесь на мой счет, — вина за двуличность давила его, ему стало трудно смотреть ей в глаза. — Я жуткий негодяй, я страшный мерзавец.
Его вспышка явно удивила ее.
— Нет, королева считает таковой меня, а не вас, — попыталась отшутиться Джейн.
— Я не знаю, как случилось, что вас арестовали, но клянусь, я освобожу вас еще до захода солнца. — Мартин выпалил это опрометчивое обещание и постарался обуздать себя. Меньше всего сейчас Джейн нуждалась в присущей ему браваде и напыщенных речах. — Как только я найду Уолсингема, я уверен, я смогу исправить ситуацию. Я... я немного знаком с министром...
Она прервала его грустным кивком.
— Вы очень добры, Маркус, но это много сложнее, чем прыгнуть за мной в Темзу. Боюсь, на сей раз вам не удастся спасти меня.
— Все происходящее с вами всего лишь кошмарное недоразумение. — Мартин сжимал ее руки в своих ладонях. — Не иначе. В чем вас обвиняют?
— В секретных встречах с врагом короны, католическим священником.
— Но это же дикая ерунда.
— Нет, вовсе нет. — Джейн высвободила свои руки, — в этом я действительно виновна. — Мартин изумленно посмотрел на нее, не зная, как реагировать. — Именно поэтому, когда мне позволили оставить при себе горничную, я отказалась. Я не вижу причины, по которой бедняжка мисс Портер должна делить со мной мое заключение. Я одна виновата, что оказалась здесь.
— Вы хотите сказать, что вы участвовали в заговоре по убийству королевы Елизаветы? — У Мартина наконец прорезался голос.
— Нет! — Джейн потрясло подобное предположение. — Слово чести, я понятия не имела, что отец Баллард был вовлечен в какой-то заговор. В самые горькие минуты, гневаясь на Елизавету, я испытывала разочарование в ней, даже ненавидела ее, но я по-прежнему считаю ее своей законной королевой. Никогда не стала бы я пытаться навредить ее величеству. — Она вздохнула и призналась: — Но я встречалась с отцом Баллардом с самого его приезда в Лондон, тайком, ночью, приводила его в Стрэнд-хауз, чтобы он служил мессу, причащал и исповедовал моих слуг. Отправления священных обрядов в наши прискорбные времена считаются изменой.
После тех смертельных рисков, которым подвергал себя Мартин, он был бы последним человеком, который имел право осуждать Джейн.
— Боже милостивый, Джейн, — не смог он удержаться от упрека. — Я понимаю ваши чувства, или, по меньшей мере, я пытаюсь их понять. Но вы же знали, что католические священники вне закона. Неужели ваша жизнь действительно стоит мессы?
— Нет, но моя душа стоит. Мы никогда с вами не обсуждали вопросы веры. Я понятия не имею, каковы они у вас, и мне это не столь уж и важно. Я никогда не стремилась судить веру других. Меня и моих слуг, за которых я отвечаю, растили в католической вере. С самого нашего рождения наша вера была источником нашей силы, вера помогала нам переносить страдания и даже смерть. Отобрать все это одним росчерком пера, королевской печатью на парламентском декрете... — Губы Джейн вытянулись в непреклонную тугую нить. — Это безжалостно, жестоко и несправедливо. Да, я рисковала жизнью ради мессы, ради того, чтобы дать утешение моим людям, даже если мне пришлось бросить вызов и моей королеве, и моей стране. Только так я и могла поступить, — Она снова повернулась к Мартину с бледным подобием улыбки. — Кажется, я унаследовала свою долю непокорной крови Лэмберта. Какая ирония! Я всегда так боялась за Неда.
— Где ваш брат? — спросил Мартин.
— Не знаю. К счастью, его не оказалось дома, когда солдаты пришли арестовать меня. Надеюсь, он скрывается в надежном месте, и молюсь, чтобы ему хватило ума там и оставаться. — Тут впервые самообладание покинуло ее. Она сжала руку Мартина. — Я боюсь, как бы Нед не натворил глупостей, чтобы спасти меня. Вы должны помешать ему. Убедите его бежать во Францию, пока это дело не кончится.
— Я сделаю все от меня зависящее. — Мартин накрыл ее руку ладонью. — Но, будь вы моей сестрой, я знаю точно, что никто не сумел бы убедить меня уехать, спрятаться и отказаться от вас.
— Сестрой? — Джейн посмотрела на него, насмешливо подняв брови. — Было время, когда я верила, что вы смотрите на меня совсем по-иному.
— Джейн, я... — начал он сокрушенно, но она заставила его замолчать, прижав пальцы к его губам.
— Все в порядке. Я уже давно не вызываю в мужчинах ничего, кроме братской преданности. Почти все ухаживания строятся на интересах. Кого-то волнует положение, кого-то богатство, кого-то другие выгоды. К сожалению, я превратилась в совсем невыгодную партию.
— Ох, Джейн, — простонал Мартин и почтительно поднес ее руку к губам. — Хотя я очень высоко ценю вас, мне стыдно признаться, что я ухаживал за вами из-за вашего положения и верил, что вы станете превосходной матерью для моей дочери.
— Этим вы оказали мне огромную честь. Я благодарю вас за это. — Джейн сжала его руку и отошла от него. — Вам нечего стыдиться, Маркус. Вы были хорошим другом и Неду и мне.
— Нет, будь прокляты мои глаза. Не был.
Ее глаза расширились от этого неистового порыва Мартина. Он глубоко вздохнул, чтобы придать себе силы, и рассказал ей все, что происходило в те месяцы, когда он шпионил для Уолсингема.
Джейн спокойно выслушала его признание, и на лице ее отражалось скорее горе, чем гнев.
— Если бы мне посчастливилось иметь такую дочь, как ваша Мег, я непременно поступила бы так же, — сказала она, когда он наконец умолк. — Согласилась бы на любую работу, пошла бы на любой риск, лишь бы обеспечить ее будущее.
Мартин с нескрываемым изумлением смотрел на молодую женщину, потрясенный и даже оробевший от степени ее понимания и прощения.
— Да вы настоящий ангел.
— Если вы видите во мне ангела, мы с вами не подошли бы друг другу, — невесело рассмеялась Джейн. — Я далеко не ангел. Я с такой готовностью прощаю вас только потому, что вы не сделали ничего, за что вас надо было бы прощать. Вы изо всех сил старались защитить Неда и доказали его невиновность. Вы же понятия не имели, что это я, а не он, нуждаюсь в вашей защите.
— Мне никогда даже в голову не приходило, что вы встречаетесь с Баллардом. Но откуда, черт побери, Уолсингем узнал об этом?
— От Тимона.
— Камердинера вашего брата? Так это он предал вас?
— И Нед, и я считали Тимона набожным католиком, но оказалось, он уже какое-то время склонялся к новой вере. Он боялся говорить об этом из страха потерять место. Он загнал себя в западню между преданностью нашей семье и догматами новой веры, совесть бедняги Тимона рвалась напополам.