Вампиры не бессмертны. Не все. Нет, нас нельзя убить, но наш час когда-нибудь да пробивает. Стигматы... Страшное слово, запретное слово, жуткое слово. Когда я пишу его или произношу в своих мыслях, то мое перо надламывается и оставляет кляксы на пергаменте. Стигматированые вампиры – убийцы, ночной кошмар маленьких детей, да и многих взрослых тоже. В отличие от остальных я знаю, когда придет мой час. Ибсен мне сказала. Да... Она сказала. Черноволосая девчонка принесет мне смерть. Сто или двести лет. Это не важно. Я живу уже так долго, что время сплелось в одну полосу. Я не различаю часов от дней, а недель от месяцев».
« 19 апреля 1823 год. Великобритания. Уэльс.
Мне нравится Великобритания. Здесь не солнечно, туманно. В самый раз для французского вампира. От моего клана практически ничего не осталось, они требуют живой крови, которую я, конечно, не смогу им предоставить. Мы перебиваемся туннельными крысами больными чумой. Но такое питание скорей приведет мой клан к стигматам, и они погибнут. Все до последнего. И я останусь один. Кем я тогда буду владеть? Зачем тогда я согласился на условия Ибсен, если не буду иметь власти? Зачем тогда все это?
Мне не стыдно признаться в том, что мне страшно. Да, мне страшно. Определенно страшно.
Я озабочен идеей владеть миром. На минувшей недели, а может и в прошлом месяце, не помню, я познакомился с новой Госпожой фейри. Рамония. Прекрасней существа я не видывал. Она подобно дуновению ветра в Загадочном Лесу. Такая легкая, нежная и одновременно устрашающая. Идеальный союзник. Ей я расскажу всю правду, когда придет время, но не сейчас. Сейчас она мне нужна будет как друг, однажды она поймет весь план, как и я когда-то его понял».
***
Мирослава и Антон сидели на ступеньках у выхода из подвала.
— Что с тобой происходит? — озадаченно спросила сестра. Она все никак не могла успокоиться, её брат был таким спокойным, таким... прежним.
— Тебе что-то не нравится? — наигранно грубо спросил Вьюга.
— Да... то есть, нет, — Мира потерла переносицу и слабо улыбнулась, — не пойми меня не правильно, но ты сейчас такой спокойный. Неделю назад ты бы уже впал в депрессию, а сейчас... — она не могла подобрать нужных слов. Наверное, впервые острая на язычок Мирослава Вьюжина не могла найти подходящих слов. — Что произошло, Антон?
Вьюга, ухмыльнувшись, исподлобья посмотрел на сестру.
— Кристина мне кое-что сказала...
— Кристина? — удивилась Мира.
— Да... она сказала, что тебе также сложно, как и мне, наверное, даже больше. Ты потеряла Тиму, а из-за моего чувства вины теряешь и меня. Я никогда не думал об этом так. Мира, она права?
Мирослава долго молчала. Молчание было её жизненной позицией. Лучше я промолчу, чем что-то скажу. Это правило она использовала чаще остальных.
— Права, — кратко ответила она.
Вьюга тяжко вздохнул.
— И что? Её слова избавили тебя от... вины?
— Конечно, нет. Она сказала, что я сам должен себя простить, но даже тогда чувство вины не пройдет. Просто однажды я буду смотреть на это иначе. Но пока я буду ждать этого «однажды», возможно, пройдет целая вечность, а я не хочу жить в ожидании этого «однажды». Я хочу правильно прожить свою вечность, и тогда я отпущу и посмотрю на свое чувство вины с другой стороны. Я хочу, чтобы моя сестра не переживала за меня, я не хочу причинять ей боль.
Мирослава смахнула подступившие слезы и крепко обняла Вьюгу.
— Кто бы мог подумать, что Тина Ивашкова такая мудрая девушка, — прошептала она брату.
Вьюжины долго сидели в тишине, прислушиваясь, к ровному дыханию друг друга.
— Если, я когда-нибудь, умру, — начала Мира.
— Что значит когда-нибудь?
— В смысле? — не поняла девушка.
— Ну, ты же не собираешься становиться бессмертной?
Мира, закатив глаза, продолжила:
— Когда я умру, то похороните меня не в семейном склепе.
— Почему?
— Здесь просто ужасно. Не хочу, чтобы это стало моим последним домом.
— Если так, то я тоже не хочу. Похороните меня где-нибудь в Королевском Саду.
— Почему там?
— Это твое любимое место, так ты будешь чаще меня посещать, — уверено заявил парень. — У тебя с тем местом много чего хорошего связано. Первый поцелуй и все такое, а там ещё и я буду. Могилка такая листиками присыпанная, — театрально хныкая, изъяснился Вьюга.
Мира ударила его в плечо.
— Ай, больно! — завыл парень.
— Что несешь, придурок? А мне-то показалось, что ты поумнел.
— А что такое? Ты первая начала. Если я когда-нибудь умру,— передразнивал сестру парень.
Мирослава поднялась со ступенек и заспешила к двери.
— А что такое? Вполне себе поэтично. Я же серьезно, Мир, — давясь смехом, кричал Вьюга поспешно удаляющейся сестре.
— Повзрослей! — крикнула в ответ девушка, захлопывая дверь.
— Ни за что!
Только как тяжелая деревянная дверь затворилась за Мирой, уголки губ Вьюги поползли вниз. Он, бросив тяжелый взгляд на закрытую дверь, развернулся и заспешил к склепу своей Династии. Отворив дверь, Антон, пропетляв по коридорам, достиг цели. Он остановился напротив бронзовой таблички. Принц Вьюжин Тимофей Константинович 1987-2011 гг.
Опустившись на корточки, он погладил выгравированные буквы. Под этими табличками находились задвижные шкафчики, в которых хранился прах умерших.
— Мне не просто, Тима, — обратился Вьюга в пустоту. — Мне чертовски жаль. Я виноват! Я виноват! Виноват!
Его голос раздался эхом:
— Виноват, виноват, виноват.
— Виноват, — более тихо повторил парень, закрывая глаза ладонями и тихо всхлипывая.
Где-то в параллельном мире, вход в который когда-нибудь будет доступен каждому человеку, светловолосый парень присел возле своего брата и стал наблюдать за своей могильной доской. Покровительственно положив руку на плечо парня, он сказал:
— Да ни в чём ты не виноват, глупый.
Вьюга резко поднял голову и обернулся назад, глядя на свое плечо. Он отчетливо чувствовал чью-то руку, но никого не видел. Рассмеявшись, он стал вытирать влажные, распухшие глаза.
Силуэт светловолосого парня поднялся и заспешил в темноту, из которой явился.
— Живи, Антон, за нас двоих! — весело крикнул он, прекрасно зная, что брат его не услышит. Вьюга, конечно же, не слышал, но он чувствовал.
Цепкая рука, которая стискивала его горло, разжала свою хватку.
Чувство вины не отпустило его, но оно перестало душить.
***
Из дневника Дамьена.
« 15 декабря 1824 год. Франция. Болье-Сюр-Мер.
Я вернулся на родину. В Великобритании погибло больше половины моего клана. Плохое питание дало свое. Стигматы распространились на телах слишком быстро. Я сам лично убил их. Зато они не мучились, я сделал это быстро и безболезненно.
Завтра состоится очередной Зимний бал. Сколько я уже не был во Дворе? Скорей всего эти полулюди думают, что я покрылся стигматами и подыхаю где-нибудь в канавах Лондона. Уверяю, мне бы этого хотелось, но я разочарую их. Мне ещё жить и жить. Если повезет, я увижу их крах, но это вряд ли.
Стигматы – гниющие, кровоточащие раны, которые покрывают тела вампиров. Было бы хорошо, если бы все кончалось только на этом. Когда раны распространяются по твоему телу, ты перестаешь себя контролировать. Единственное, что тебе хочется – это есть. Выпить всю кровь из вен блажащего человека, некоторые не брезгуют даже своими товарищами. Мы сходим с ума. И самое ужасное то, что ты не знаешь, когда придет твой конец. Через двадцать, пятьдесят, сто, двести, триста лет. Завтра, сегодня? Когда? Я знаю когда, но мои братья и сестры...»