***
Для Мирославы Королевский Двор всегда ассоциировался с чем-то мрачным, с чем-то, что всегда приносит боль.
Будь-то могила её младшего брата в Королевском саду или прах старшего в склепе. Всё здесь напоминало ей о боли, о пролитых слезах и невысказанных вовремя слов.
Но сейчас Королевский Двор казался ей домом, к которому она однажды забыла дорогу и вот наконец-то вспомнила.
— Сражаясь, я не ощущаю себя живой, — однажды сказала она Вьюге. — Убивая кого-то, я убиваю себя.
И сейчас в шуме битвы при Королевском Дворе, когда две стороны баррикад столкнулись лбом ко лбу, ей пришлось окунуться в ту атмосферу, в которой она больше никогда не побывает. Это был последний раз, когда Мирослава Вьюжина убивала себя.
— Он в замке, — услышала она глухой голос Артёма.
Взглянув на Радова, Мира всё поняла.
Он держал в руках кинжал. С рубином на рукоятке. Это оружие принадлежало его семье, оно передавалось от поколения к поколению.
— Артём...
— Это должен сделать я, Мира. Дети всегда расплачиваются за грехи своих родителей.
Прежде чем попасть в эспланаду*, заполненную недругами и соратниками, он наклонился к девушке и поцеловал её:
— Если я не...
— Никаких «если»! Я сыта по горла этими «если»...
— Когда я вернусь, я больше никогда не уйду, — произнес он.
— Уж постарайся.
Артём вспомнил ту Мирославу, которой она была, когда он влюбился в неё. Странной, очаровательной и самой необычной девушкой, которую он только когда-либо видел. Прошли года, и он так и не встретил никого, похожего на неё.
— Я вернусь, — повторил он и, не сводя с неё взгляда, исчез в толпе.
***
Катя потерялась в толпе взрослых. Она была вооружена лишь кинжалом и своей смелостью.
Пойдя против предостережений брата, она шагнула в портал вместе со всеми остальными охотниками и некоторой нечистью.
Оказавшись на побережье Болье-Сюр-Мер, девочка затерялась среди людей.
«Я – охотница», — повторяла она себе, оправдывая этим свой опрометчивый поступок. Она видела, как охотники отворили ворота в замок, в котором она когда-то росла. Как они толпой ворвались в бой. Пытаясь его остановить.
Она и сама с криком побежала вместе с остальными.
Оказавшись в центре событий, там, где когда-то была зеленая трава, а теперь стало красной и липкой от крови, она остановилась у фонтана. Всё также пахло ладаном.
Стайка черных бабочек окружила её, и на какое-то мгновение Катю окутало спокойствие. Среди всего этого ужаса она почувствовала себя безмятежно. Но когда стайка бабочек превратилась в женщину с кудрявыми длинными волосами, переливающимися синевой; с темными глазами самого Дьявола; и с большими крыльями – Катерина поняла, что безмятежностью даже и не пахло.
Рамония, поклонившись маленькой Принцессе, улыбнулась ей.
— Катерина Князева, сестра Марка Князева, — протянула она, и в её глазах появился тот блеск предвкушения, который она уже не надеялась ощутить.
Девочка инстинктивно отступила назад. Вокруг было слишком шумно для того, чтобы кричать.
— Знаешь, маленькая девочка, скольких вот таких вот детишек я убила? – Рамония рассмеялась. – Уже и не сосчитать...
— Что тебе надо от меня? – набравшись смелости, спросила Катя.
— Мы на битве, — Госпожа растопырила руки, — наши народы – враги. А тебе, маленькая девочка, просто не посчастливилось быть сестрой своего брата...
Рамония в один миг оказалась возле Кати. Её рука прочно погрузилась в грудную клетку Князевой. Катерина почувствовала, как сердце сжимает рука. Как чужие когти дерут быстро бьющийся орган. И тогда из последний сил, Катя ударила кинжалом Рамонию в живот. Госпожа улыбнувшись, ядовитой улыбкой, вытащила свою руку вместе с маленьким сердечком, которое было намного добрей и больше сердца самой Рамонии.
— Не серебряное, — прошептала она и вытащила кинжал из своего тела.
Смерть меняет облик человека.
Улыбка, которая, казалось, всегда сопровождала девочку, померкла. На её месте осталось застывшее навсегда бесстрашие, и теперь её губы будто пытались сказать:
«Я – охотница».
Девочка с большим сердцем пала от руки Рамонии, чье собственное сердце было размером не больше с наперсток.
***
Когда Марк открыл дверь Тронной залы, он увидел молодую девушку. Слепую...
Она сидела в луже крови и хаотично что-то искала руками. Марк увидел кинжал и тело Катерины Ивашковой. Но когда он стал подходить ближе, чувство удушья стало усиливаться. Ему преградили кислород.
Она лежала там. В крови. Бледная, с закрытыми глазами.
Волна боли и страха накрыла его. Опустившись на колени перед любимой, он наклонился к ней и, положив её тело себе на колени, начал убирать прилипшие от крови волосы с лица.
Не обращая внимания на Провидицу, Марк согнулся к ней и накрыл её губы своими. Внутри у него что-то рухнуло.
— Жива она, жива, — прошептала как-то безумно девушка. Согнувшись пополам, она закрыла глаза и, накрыв лицо ладонями, стала шептать: — Это тьма, это тьма, тьма. Она внутри. Она пожирает и меня и её. Она может убить, убить...
— Кто ты такая? — спросил Князев, уже понимая, что и так знает ответ.
— Ирих... Ирих зовут. Ибсен, — пошарив руками по полу, она резко остановилась и, выпрямив спину, сказала Князеву: — Дай, дай нож мне.
Князев, схватив кинжал, кинул его Провидице. Ирих взяв оружие, направила лезвие на свои вены и начала резать себя.
— Тьма. Боль помогает чувствовать. Проклятая кровь, кровь проклятая...
Парень, украдкой наблюдая за девушкой, спросил:
— Тина тоже так делала. Зачем это?
Провидица, откинув кинжал, спокойно выдохнула. Её безумные речи прекратились.
— Мы связаны с ней. Она часть моей тьмы, она порождение меня. Она моя магия.
— Я не понимаю...
— Та магия, что течет в её жилах, — это моя магия. Мой — грех.
— Зачем резать себя? — Марк не узнавал свой голос. Всё было пусто. Начиная от мыслей, заканчивая ощущениями.
— Эта тьма делает больно. Сводит с ума. Физическая боль, помогает перекрывать боль от магии.
Марк отвернулся от Провидицы. Он ненавидел её. Ненавидел и себя.
— Скажи что-нибудь, — шептал он.
Ибсен услышала, как голос его дрогнул. Он плакал.
— Открой глаза, прошу...
— Тьма глубоко. Ей придется преодолеть долгий путь к свету, — прошептала Провидица.
— Ты делала это уже с ней! — он был совсем близко к ней. Она слышала его голос возле своего уха. Он кричал, не сдерживая себя. — Однажды, ты уже воскрешала её из мертвых. Сделай это опять!
Ирих, махнув рукой, схватила его за край куртки. Наклонив Марка к себе, она сказала:
— Я не Бог! Я не властна над смертью. Есть смерть и жизнь, судьба и случайность — и я не причастна к ним.
— Тогда, что ты с ней делала? Она ведь была мертва... — в голосе молодого человека одновременно прослеживалась злость и просьба.
— Я помогла ей. Помогла воззвать к своей силе. Как ты думаешь, почему сила Хостинга есть такой особенной? Эта магия, которой я научилась у самой сущности тьмы. Нет ничего сильней и ничего слабей этой силы. Внутри неё тьма, которая в настоящее время решает, жить ей сейчас или умереть. Теперь мы можем только наблюдать за тем, что она выберет: жизнь или смерть. Это её противостояние, не наше.
— Зачем ты это сделала с ней? Она не заслужила такого.
— Все мы должны нести свои жертвы, юноша. Это её рок, так решила судьба. Не я.
Ирих вспомнила те времена, когда сама была юной девушкой, поддавшейся силе тьмы. Как зло, струящиеся в ей жилах, проникало в разум и заставляло сжигать дотла всех тех, кто делал ей больно. Она помнила запах гари, тлеющей плоти и кипящей крови.
Если бы она могла видеть, то ужаснулась бы масштабу тех катаклизм, на которые обрекла земли своих обидчиков.
И даже много веков спустя, когда время перестало иметь свои закономерные «начало» и «конец», она не жалела о том, что подвергла на муки ни в чем неповинную девушку.
Ирих не жалела о том, что наделила династию Ивашковых проклятьем. В их семье должна была родиться девушка, которой она отдала часть своей боли. Часть тьмы.