В Аранте все, что касалось особенностей женского тела: очищение, беременность, роды, - считалось непристойной темой, которую возбранялось обсуждать даже с мужем. И хотя многие понимали, что в здоровом человеческом теле не может быть ничего постыдного, запрет этот соблюдался строго. Супруги и любовники свободно говорили между собой о близости, но ни одна женщина не осмелилась бы сказать своему мужчине, почему отказывает ему в ней.
«Не сегодня…» - говорила я Энгарду, и этого было достаточно.
Нет… зачем я только вспомнила об этом?! Вспомнила о нем…
Ночь – жаркая, влажная, совсем как та, когда мы последний раз были вместе, когда занимались любовью. Прошло три года, а я так и не смогла ничего забыть. Странно, но особенно ярко я вспоминала о нем, едва только рядом со мной появлялся какой-то мужчина. И память тотчас вступала в схватку с желаниями тела. И Кора словно была на ее стороне, погружая меня в сон, где Энгард казался более живым и настоящим, чем прежде наяву.
Я зажмурилась, потрясла головой, пытаясь отогнать эти мысли. А когда открыла глаза, сияние ларны в клетке ослепило. В отличие от зелено-лиловой Коры, моя новая, которой я так и не придумала имя, переливалась всеми оттенками желтого и оранжевого, как солнце. Эта ночь была самой важной, потому что нам с ней предстояло установить неразрывную связь на следующие три года. Мне нужно было поскорее уснуть, но события дня и тяжелые мысли захватили так сильно, что я не могла расслабиться.
И все же в конце концов дремота победила.
- Трина, - пробормотала я имя, родившееся на границе яви и сна.
16.
Таких бестолковых снов я в жизни еще не видела. Что-то похожее на живые картинки в стоящем на полке ящике, которые менялись, когда я нажимала на выпуклые кружочки черной коробочки. Только в этих невнятных обрывках я принимала самое непосредственное участие.
Куст стрельца в саду, осыпавший меня вместо смертельных листьев красными ягодами. Зеленая повозка Андрея, и я управляю ею, проезжаю через мост над протокой и мимо ярко-желтого дома. Марвен, несущий на кухонной рукавице ежа, внезапно превратившегося в Трину. Андрей в одежде Охотника: серый эрмис, кожаные штаны и сапоги, волосы под черной повязкой. Держит меня за руку и говорит с сердитым выражением лица. Говорит на своем языке, но я понимаю каждое слово.
«Тебе некуда идти, и поэтому ты останешься здесь».
А я возражаю – тоже на его языке. Что раз уж я сюда попала, пусть не по своей воле, значит, и устраиваться в этом мире должна сама. А не пользоваться бессовестно его добротой.
И… Энгард. Я знаю, что это он, хотя не вижу лица. Он уходит по той самой дороге, на которую я вышла из леса, все дальше и дальше. Я бегу за ним, но расстояние между нами увеличивается, пока он не исчезает за поворотом…
Я проснулась в слезах, с бешено колотящимся сердцем, в холодном поту. Сон словно разлетелся осколками льда, которые таяли на солнце, оставляя в памяти лишь смутные следы.
- Ну и что это было? – спросила я Трину.
По ней пробежал ядовито-желтый всполох. Скорее всего, эмоции, которые я приписывала ларнам, были лишь моей фантазией, но она словно ответила: «Отстань, что смогла, то и показала».
Что-то с этой ларной не так? Или все дело в том, что мы в другом мире?
Утром эта сторона дома находилась в тени, но через открытую дверь-окно уже тянуло тяжелым зноем. В Этере летом тоже было жарко, но не так влажно, поэтому переносилось это намного легче. Хоть бы ветром повеяло. Мне показалось, что даже пение птиц и стрекот мелких тварей в саду звучал через силу.
Я сняла с веревки высохший бирт и подумала, что двух пар, если стирать каждый день, хватит ненадолго. В той сумке, которую принес Андрей, ничего похожего не было – да я и не надела бы белье другой женщины.
Умывшись, я постирала бирт, повесила его сушиться и снова задумалась, глядя на озеро.
Что дальше? В моем сне было об этом. Что я должна позаботиться о себе сама. Но вот как? Вчера я подумала, что лучше воровать, чем продавать себя. Хотя на самом деле, конечно, ничем не лучше. То есть, может быть, лучше для меня, но не для других. Да, я всю жизнь нарушала закон, рискуя оказаться в тюрьме до конца дней, но ларны не были чьей-то собственностью. Вольные Охотники просто мешали лордам получать свою прибыль от торговли ларнами с ферм, ни у кого ничего не отнимая.
Найти другое занятие? Как – не зная языка? Подождите-ка…
Я не успела додумать эту мысль – отвлек сердитый возглас в саду. Андрей, одетый как и вчера, в короткие штаны и рубашку без рукавов, шел к ограде, что-то громко говоря. Приглядевшись, я увидела на столбе небольшого рыжего зверя с длинным хвостом. Он сидел, сжавшись в комок, и, кажется, был зол ничуть не меньше.