Наконец на какой-то момент новобрачные оказались предоставлены самим себе. Оливия выпалила:
— Перед венчанием мы с папой замечательно поговорили о маме и о нас. Он любит меня, Мэтью, и всегда любил. — Слезы стояли в ее глазах.
Почему на него так действуют ее слезы? У него даже кости становятся мягкими.
— Я рад, — охрипшим голосом сказал он.
— Значит, все это не напрасно, понимаешь? — закончила она с сияющей улыбкой. — Я сделала его счастливым и, значит, поступила правильно.
Все для отца, как будто к нему, Мэтью, это не имеет никакого отношения.
Снова возник священник и повел их к столу из орехового дерева подписать официальные бумаги, узаконивающие их брак, что и вернуло Мэтью к реальности. Он вспомнил, что в понедельник он и Оливия подписали уже официальный документ, по которому им предстояло жить врозь и развестись.
Так что их венчание ничего не значит. Сплошная фикция от начала и до конца. Черт возьми, как же он мог так забыться? Все было сделано ради Брэда Шелла. Он, Мэтью, всего лишь средство для достижения определенной цели, ни более того. Она использовала его. Конечно, она вела себя честно, предупредив его с самого начала, и он согласился на эту роль. Осознав все разом, Мэтью словно окаменел и ему стало трудно дышать.
— Что с тобой? — спросил Стэн.
Играй, Мэтью, играй! Не ты ли говорил эти слова Оливии в день вашего прилета в Филадельфию?
— Все отлично, — ответил он и обнял Оливию за талию. — У меня от нее дух захватывает.
— Она красивее «Медузы», — сказал Стэн с улыбкой на румяном лице и склонился, чтобы расписаться в качестве свидетеля.
Мэтью почувствовал напряжение, в котором пребывала Оливия, и, поглаживая ей руку, произнес:
— Ты не знаешь, каким счастливым ты сделала меня сегодня, дорогая.
Она сжала губы, ей хватило сообразительности понять двусмысленность его слов.
— Уверена, в ближайшие месяцы ты найдешь способ рассказать об этом мне.
В голосе ее послышался надрыв. Отлично, подумал Мэтью. Значит, ты не такая уж непробиваемая.
— Не могу дождаться, когда мы останемся наедине, — прошептал он и поцеловал ее в шею.
Он вдохнул аромат ее духов и почувствовал, как тело ее затрепетало от поцелуя. Вечером они окажутся одни в лесном домике. Одиночество вдвоем? Он берет Оливию туда, где обычно был предоставлен самому себе. Она умно придумала, что в присутствии отца вынудила его пойти на уступку. Ему пришлось нарушить собственное правило — никаких любовниц в его убежище. Придется соблюсти это правило. Трудно будет… Внезапно он понял, как должен вести себя во время этого так называемого свадебного путешествия. Он проучит ее.
— Любовь моя, как ты полагаешь, не пора ли подавать шампанское?
По мере приближения к лесному домику в горах Оливия нервничала все больше.
Из Филадельфии они летели на личном самолете Мэтью до Уотервилла, где сели в машину и поехали на восток.
Узкая грязная дорога, почти закрытая сверху кронами огромных кленов, сделала крутой поворот, и перед ними открылся изумительный вид. На высоком пригорке прямо посреди леса, между сосен и берез, стоял прелестный домик, снаружи обшитый кедровой древесиной. Вечерний золотистый свет отражался в его высоких окнах, придавая ему уютный жилой вид. Оливия с болью подумала, что этот райский уголок просто создан для двух любящих людей. Ей оставалось только горько пожалеть себя.
— Одна семья в деревне приглядывает за домом в мое отсутствие. Я попросил их протопить дом и закупить еду для нас, — сухо проговорил Мэтью. За последний час он в первый раз открыл рот.
Разумеется, теперь, когда они одни, ему не надо больше притворяться. Интересно, как он поведет себя дальше? Набросится на нее, как только они войдут в дом?
Никакого секса! Она вышла из машины и потянулась. Кругом стояла полная тишина, нарушаемая только веселым плеском ручья. Лучше бы она согласилась на круиз или поездку в Париж, мелькнуло у Оливии в голове. А вместо этого она оказалась в безлюдном диком крае с абсолютно чужим ей человеком. Она посмотрела на него: грубые черты лица, глубоко посаженные, почти черные в сумерках, глаза…
Что ей, собственно, известно о нем? Только то, что, когда он целует ее, в ней просыпается страстная женщина, которая ничего не соображает. Ее раздирали противоречия. С одной стороны, она мечтала заняться с ним любовью, не думая о последствиях. С другой — ей хотелось бежать от него подальше, потому что она знала: все последствия лягут на ее плечи.
Если она уступит ему, то нарушит один из важнейших пунктов их договора, с грустью думала Оливия, следуя за Мэтью по узенькой тропинке к дому. Он отпер дверь и пропустил ее вперед.
— Как здесь чудесно, Мэтью! — вырвалось у нее.
Высоченный потолок, огромный каменный очаг, книжные полки по стенам, множество разноцветных плетеных ковриков — несомненно, жилище мужчины. Тем не менее она почувствовала себя как дома. Это даже встревожило ее.
— Давай поедим. По-моему, пора, — небрежно сказал Мэтью. — Посмотрю, что в холодильнике. Берта обычно оставляет записку. Ванная комната дальше по коридору, Олли. Наверху есть еще одна. Располагайся.
Похоже, ужин волновал его больше, чем новобрачная. Он вообще не прикасался к ней с того момента, как они попрощались с Грегом в аэропорту.
Оливия нашла ванную комнату. Она сияла ослепительной чистотой. Стопки толстых голубых полотенец на полке рядом с зеркалом, в котором отражается женщина с большими испуганными глазами. Странно видеть на своей руке обручальное кольцо и желтый бриллиант — символы принадлежности мужчине. Помни об отце, сказала она себе. Когда он увидел тебя сегодня в свадебном наряде, рухнула стена, много лет разделявшая вас.
Оливия подкрасила губы, немного подушилась и вернулась на кухню.
— Что у нас на ужин? — вежливо спросила она.
— Отварной картофель с жареным мясом.
Через двадцать минут они ужинали на кухне.
Все было очень вкусно, но Оливии было не до еды. Во время ужина Мэтью интересно и умно говорил о чем угодно, только не о том, что касалось их брака, чувств и свадебного путешествия. После еды она принялась убирать со стола.
— Я подумал, что тебе, наверное, захочется спать наверху. Там есть балкон, откуда открывается чудесный вид и где приятно посидеть и почитать, когда заходит солнце. Я буду спать внизу.
Оливия уронила на пол грязные ножи, которые несла в мойку. Она нагнулась, чтобы собрать их.
— Звучит соблазнительно, — ответила она глухим голосом.
Почему она так злится? Он всего лишь соблюдает условие контракта, которое она сама и придумала.
— Утром я ухожу бродить по окрестностям. Так обычно здесь начинается мой день.
А тебя не приглашают, поняла Оливия.
Закончив уборку, она поднялась наверх и оказалась в спальне Мэтью. Снова книги на полках, красочное лоскутное одеяло на королевских размеров ложе и еще одна роскошная ванная комната. Она распаковала вещи и убрала их в гардероб, хранивший запах Мэтью.
Оливия переоделась в джинсы и толстый зеленый свитер, вынула заколки из волос и просто подвязала их сзади. Чувствуя одновременно крайнее возбуждение и крайнюю усталость, она не могла лечь спать, пока Мэтью мирно посиживает у камина, уткнувшись в книгу. Захватив куртку, она спустилась вниз.
— Пойду посмотрю на звезды, — сообщила она.
Мэтью оторвался от книги и посмотрел на нее с отрешенной улыбкой.
— Конечно. Если пойдешь вдоль ручья, то не потеряешься.
Оливия вышла, громко хлопнув дверью, и окунулась в холодный разреженный воздух огромного пространства. Сверху на нее смотрели крупные яркие звезды. Совсем как в Хиброне, подумала она и остро почувствовала свое одиночество. Засунув руки в карманы, она дошла до ручья и села на камень. Вид струящейся воды не внес в ее душу покоя. Она получила то, что хотела. Никакого секса. Никаких поцелуев, которые ускоряли бы бег ее крови. Никаких ласк, пробуждавших в ней желание. Мэтью не Мелвин. Ей бы благодарить его, встав на колени, думала она. А она чувствует себя обманутой, взбешенной, брошенной. И все это одновременно. Какая-то бессмыслица!