Она нагнулась расшнуровать разбухшие от воды ботинки, но пальцы не слушались ее. Крякнув от досады, Мэтью взялся сделать это за нее. Она смотрела на его волосы, на широкие плечи, и сердце ее рвалось на части. Он встал, глаза его жадно смотрели на нее, и на мгновение ее охватило радостное предвкушение, что он сейчас обнимет ее. Но он отступил назад и холодно сказал:
— Я приготовлю ужин, пока ты примешь душ. Пора заканчивать это дурацкое свадебное путешествие.
Раз оно закончилось, ты сможешь вернуться к своей бабе в Нью-Йорк, подумала она, но промолчала. Еле переставляя ноги, она прошла мимо него и поднялась наверх.
Из-за низкого атмосферного давления грозы гремели, сменяя одна другую, и все полеты на следующий день были отложены, так что домой Оливия и Мэтью вернулись только к полуночи. Мэтью сразу прошел в свое крыло, а Оливия, измотанная до головокружения, рухнула в свою постель и мгновенно заснула.
Утром она долго выбирала, что ей надеть, и остановилась на зеленом платье. Потом наложила макияж, чтобы скрыть следы усталости и разочарования, распустила волосы и пошла к отцу.
Брэд завтракал и читал газеты.
— А, вот и ты, Олли, — обрадовался он. — Мэтью нас всех опередил, уже отправился по делам. Как ты, дорогая?
— Отлично.
Он присмотрелся к ней.
— Как прошло свадебное путешествие?
От этих двух слов ее уже тошнило. Сделав радостное лицо, Оливия ответила:
— Чудесно. Ты стал лучше выглядеть, па, щеки порозовели… У тебя отдохнувший вид.
Шурша газетами, Брэд рассеянно сказал:
— Врач прописал мне новое лекарство.
— Доктор Росс? Новое лекарство? Какое?
— Ой, какое-то длинное название, — туманно ответил Брэд. — Специалисты порекомендовали. Какие у тебя планы на сегодня?
— А оно длительного действия?
— Не надо шума, Оливия. Я бы не стал тебе говорить, если бы знал, что это тебя так обнадежит. Кстати, сделай одолжение, поднимись в мансарду. Там хранится сундук со старыми фотографиями, есть там и фотографии Джессики. Где-то у меня здесь был ключ от него.
— Целый сундук?!
— Совсем необязательно смотреть все, возьми часть, принеси и посмотрим, что я смогу рассказать тебе о них.
— Ой, па, как здорово! — Она взяла у него ключ.
— Но вначале позавтракай.
За завтраком Оливия красочно описала отцу домик Мэтью и время, проведенное в нем. Хорошо хоть Мэтью не слышит ее. Она чмокнула отца в щеку.
— Я быстро.
— Можешь не торопиться.
Хотя в мансарде лежал ковер и было чисто, сам воздух был полон смутной таинственности. В детстве она любила забираться сюда. Здесь можно было спрятаться, фантазировать, здесь не мешали взрослые.
Она легко открыла сундук. Сверху лежала шелковая шаль красного цвета; с годами краска выцвела, но от нее еще пахло духами. Мамиными духами! Дрожащими руками Оливия поднесла шаль к лицу. Ей стало больно дышать. Она вспомнила свое детское видение — мама в объятиях отца на ступеньках дома, красный шелк облегает ее плечи.
Прикусив губу, Оливия отложила шаль и взялась за старые семейные альбомы по годам. Она начала просматривать их и вскоре ей попалась собственная фотография, на которой ей было четыре года. На обороте она прочитала: «Оливия — бесконечная радость для меня, она полна жизни, болтушка и хохотушка. Я безумно люблю ее».
Оливия не смогла сдержать подступивших рыданий, слезы полились неудержимо на платье, на фотографию. За спиной скрипнула дверь, и послышался голос Мэтью:
— Оливия, что случилось? Перестань плакать, я не выношу твоих слез.
Она обернулась к нему и увидела на его лице столько искренней тревоги за нее, что бросилась к нему в объятия, не раздумывая и так естественно, словно именно этого она хотела с момента их первой встречи. Слезы закапали на его рубашку. Сквозь рыдания она пыталась объяснить Мэтью про фотографию, про любовь к ней матери, которую она почти не знала.
Мэтью поудобнее устроился на ковре, пересадил Оливию к себе на колени и, поглаживая ее плечи, вложил ей в руку носовой платок. Она вытерла нос и глаза, потом неуверенно улыбнулась ему.
— Должно быть, я похожа на пугало.
В ответ он только крепче прижал ее к себе и склонил к ней голову. Его долгожданный поцелуй она приняла с ликующим сердцем, желая, чтобы он никогда не кончался. Она забыла обо всем на свете, кроме Мэтью. Существовали только руки, обнимающие ее, его запах, жар губ, блаженство от близости с ним.
Потом он опустил ее на ковер, накрыл своим телом и стал целовать шею. Она прижалась к нему, обхватив его руками за плечи. Он снова поцеловал ее в губы.
— Пойдем вниз, на кровати нам будет удобнее.
Она и слышать не хотела.
— Нет, — шепнула она, — я хочу любить тебя здесь, Мэтью.
Он поднял голову и устремил взгляд на ее вспыхнувшее лицо.
— Повтори, что ты сказала.
Оливия еще больше покраснела.
— Я хочу любить тебя здесь.
Нет в жизни Мэтью другой женщины и быть не может. Она чувствует его настойчивое желание. Притянув к себе его лицо, она поцеловала его в губы. Провела языком по его нижней губе и прошептала:
— Какой ты вкусный…
Он неожиданно засмеялся и всю тяжесть своего тела перенес на ее бедра. Желание, словно прекрасный огненный цветок, вспыхнуло в ее лоне и разлилось по всему телу. Она увидела, как изменилось его лицо, когда он расстегивал пуговицы ее платья. Приподняв ее, он снял платье через голову. Она смутилась под его жадным горящим взглядом, исследующим каждый изгиб ее тела. Как только он сбросил с себя рубашку, она сделала то, что давно хотела сделать: провела ладонью по его телу, при этом ее груди нежно и соблазнительно колыхались в кружевном лифчике. Мэтью нырнул лицом в ложбинку между грудей, вдыхая запах ее кожи. Она прижала его голову ладонями и закрыла глаза, сосредоточившись на ощущениях, которые вызывала его исследовательская деятельность.
Лифчик присоединился к ее платью и его рубашке на ковре. Выражение его лица, когда он ласкал ее грудь и шею, заставляло ее почувствовать свою женскую власть и одновременно глубокое смирение. Не зная точно, как разобраться в своих ощущениях, она прошептала:
— Ремень впивается в меня.
— Это нам ни к чему, — охрипшим голосом сказал он и быстро снял с себя последнюю одежду.
Его обнаженное тело настолько заворожило ее, что она не могла отвести от него восторженных глаз.
— В чем дело, Олли? Ты и раньше видела обнаженного мужчину.
Тень скользнула по ее лицу. Видимо, он имеет в виду Мелвина. Ей не хотелось вспоминать о нем в объятиях Мэтью.
— Ты не похож на Мелвина, — доверительно сообщила ему Оливия, оплетая его своими ногами и целуя со всей страстью, которую он пробуждал в ней.
— Извини, мне не стоило напоминать тебе об этом. — Он осыпал ее поцелуями. — Я хочу, чтобы ты получила удовольствие, Оливия.
Она засмеялась.
— Удовольствие? Я обожаю то, что ты делаешь со мной!
— Правда? А я ведь еще не начинал.
— А еще я обожаю крошечные морщинки вокруг твоих глаз, когда ты улыбаешься, — сказала она.
Он смеялся, и смеялись его синие глаза.
Он стал неторопливо целовать ее соски, слегка прикусывая их губами.
— О! — простонала она с восторгом первооткрывателя. — О Мэтью! Пожалуйста, еще!
Потом он взял ее ладонь и провел ею по своему животу и ниже, пока она не коснулась его затвердевшего члена. Стыдливое смущение и желание одновременно охватили ее. Он поцеловал ее страстно и властно, словно заявлял на нее свои права. Она обхватила ногами его бедра, захваченная новыми для нее ощущениями и чувством свободы, которые они давали ей. Закрыв глаза, она потерлась щекой о его грудь и поцеловала ему сосок. Задохнувшись от острого наслаждения, Мэтью упал на нее. Они целовали и ласкали друг друга, голод одного усиливал голод другого, их взаимная страсть все нарастала. Извиваясь под ним, она со стоном повторяла его имя. Он легко скользнул в нее и вдруг почувствовал сопротивление. Острая боль исказила ее лицо. Он испуганно замер.