Приманка также лежала замаскированной.
Целых пять дней не приходил сюда медведь. Появился он на шестой день. Накануне выпал дождь, а ночью ударили заморозки. Кулачки капкана замерзли, не сработали, и хищник, перепугавшись, ушел.
И. Богданов
КТО ЖЕ УБИЛ МЕДВЕДЕЙ?
Внизу спорили. Разговор шел, как я понял, об охоте.
Лежа на верхней полке вагона, я слышал отдельные обрывки фраз. Свесив голову, прислушался.
Мужчина в засаленном ватнике, обтянутый лямками, сдвинул ушанку на затылок, открыв плешивую голову, чиркнул спичкой, пустил большой клуб табачного дыма.
— …Знаете, я сам медведей видел, — сказал он. — Один пудов на пятнадцать будет — не меньше.
— А остальные? — спросил кто-то.
— Что, остальные? Тоже по десятку были. На шкуру можно втроем лечь.
Заскрипели тормоза, поезд нервно задергался и остановился. Охотники навесили на себя ружья, патронташи, доверху набитые чем-то вещевые мешки, заторопились и вышли. Мне здесь тоже надо было сойти, но пока я собирался, их и след простыл.
Было три часа ночи. Мороз давал себя знать. Все стояло в каком-то забытьи, только иногда потрескивали деревья. За небольшой горкой виднелось зарево электрических огней.
Разговор охотников заинтересовал меня. В лесных поселках Урала охотниками, как говорится, хоть пруд пруди. Только и слышишь разговоры, что там выводок волчий уничтожили, а в другом месте медведя убили или живым взяли.
Сам я не охотник, но эти разговоры мне почему-то показались побасенками. Оказавшись случайным свидетелем столь любопытного разговора, я решил: постараюсь узнать поподробнее. И возможность представилась. Но охотники ушли.
И все-таки я их встретил. Проходя по лесосеке с товарищами, тракторист Дьяконов рассказывал… про медведей. Думаю: вот он медвежатник-то. Спрашиваю:
— Это вы медведей убили?
— Он самый, — в голос заговорили его товарищи.
Тракторист поставил ведро с автолом, сел к костру и стал рассказывать.
— Отправились, значит, мы с Федором Чмутовым, что мастером на нижнем складе работает, за рябчиками. Целый день проходили. Обидно — пустые домой возвращаемся. Вдруг, слышим, собаки наши залаяли не по-доброму как-то. Мы бегом туда. Видим: они у кучи бурелома заливаются.
— Медведь, видно, — шепчет мне Федор.
— Где? — говорю я. — Там, что ли?
— Ясно там, — говорит, — не на сосне же.
Перезарядили мы ружьишки пулями. По правде сказать, их у меня было всего две, да и то случайно захватил. Федор Иванович вырубил палку и стал прощупывать бурелом. Я с ружьем стою у дыры, а Федор шурует вовсю.
Слышу, зашевелился кто-то.
— Готовьсь! — кричит Федор. У меня, признаться, и волоса дыбом поднялись. Из дыры показалась медвежья морда, а потом и вся голова. Я стою и жду. Дыра-то узкая, сразу ему не вылезти.
И только это он стал башку кверху тянуть, тут я ему из левого ствола и врезал. Выстрела почти не слышал — только увидел, что медведь мордой сразу ткнулся в землю. И не шелохнулся больше. Медведица оказалась, пудов на десять.
Дьяконов широко растопырил руки, показывая мне размеры убитой медведицы.
Тут я решился перебить рассказчика.
— Знаете, мне говорили, что вы убили медведицу не в десять, а в пятнадцать пудиков.
— Кто это мог сказать? — возбужденно спросил он.
— Охотники, — говорю, — в поезде рассказывали.
— Ну, это, верно, опытные товарищи, врать умеют. Так вот дальше что было, — продолжал он. — Долго мы с ней возились — вытаскивали. Умаялись. Потом слышим: собаки лают на бурелом. Еще, верно, кто-то есть.
— Теперь, — говорит Федор, — ты шуруй, а я с ружьем.
Шурую — кто-то опять завозился. Я палкой что есть силы подтыкаю, а Федор ружье направил, ждет.
На этот раз медвежонок выскочил. Федор с ходу в него как трахнет, да промах, видать, сделал. А тот прямо на меня прет, с ног меня сбил. Да он сам-то, видно, перепугался не меньше моего. Перепрыгнул через меня и ходу.
Я вскочил, кричу Федору:
— Бей!
А его и след простыл. Убежал он от меня метров на сто. Тоже старый охотник называется. Струхнул, видать.
Ну, схватил я ружье да за косолапым. На ходу у меня самовыстрел произошел. Догнал я медведя, хвать, а стрелять-то нечем. Тогда я ему по загривку ка-а-к ахну — второго замертво уложил.
— Сколько же всего вы убили? — осторожно спросил я. — Двух? И обоих вы?
— Я! — он с достоинством ткнул пальцем себя в грудь.
На следующее утро повстречались мы с Федором Ивановичем Чмутовым. Желая уточнить кое-какие детали, я спросил его:
— Расскажите, Федор Иванович, как Дьяконов двух медведей наповал уложил?
— Это вы про кого, не про Василия ли? — с обидой проговорил он. — Какое там!.. Он и медведя-то живого первый раз видел.
И Чмутов стал мне рассказывать охотничью историю, в которой главным героем был не Дьяконов, а он сам. Признаться, я был озадачен и не знал, какой бы рассказ мне пришлось писать, если бы в разгар повествования не проходил мимо нас Василий. Подслушав наш разговор и поняв, о чем идет речь, он сразу же вмешался и заспорил.
Теперь оба приводили массу подробнейших деталей своей охоты. У каждого охота получилась именно своя.
— Федор, почему ты в медвежонка промазал? — спрашивал Василий. — Ведь в метре он был.
— Ты мне, Васька, брось врать при чужом человеке. А кто тебе поверит, что ты прикладом убил, да еще медведя?! Мазило ты этакое. Молод еще врать-то, — злился Федор Иванович.
Наконец оба согласились по целому ряду мелких вопросов. И лишь один вопрос так и остался неясным: кто же все-таки убил медведей? Один говорил — я, другой — я.
До сих пор не знаю, кто из них прав.
Можно подумать, что медведи скоропостижно скончались от разрыва сердца, встретив на свое горе столь заядлых охотников.
Для нас, не знатоков охотничьего дела, судя по их рассказу, и это возможно. Охотникам во всем приходится верить.
И. Богданов