До конца года его и не было. Да и кедр уродил как никогда раньше. Мало его осталось в нашем районе. За последние 70 лет лесорубы уже второй раз прошлись с пилами. А выращивать его нужно не менее 500 лет. Может, природа даёт спасительный последний откорм зверю.
Быстро зима пролетела. Я опять выставил пчел из омшаника, полный надежд и радости жизни, и забот. Есть любимое дело, на котором работаешь и устаёшь в радость. И время летит, не замечаешь. Каждому бы его находить. Знать, для чего ты предназначен.
На кедрах часть шишки висела ещё долго, до самых новых побегов веток. Пиршество жителей тайги продолжалось, они отъедались, плодились, жирели. Мишка, а может, Машка, и не напоминал о себе. К концу июля мы все заехали на пасеку уже качать мёд. Заехали к вечеру, и я на ночь включил сторожа, рано завалились спать уставшие. И я уже спал, Люда и дочка ещё дремали. И вдруг страшный и отчаянный крик медведя потряс пасеку. Мишка прикоснулся к проводу сторожа и получил хороший удар током.
Медосбор был плохой, да и осень не хороша. Но пасеку я восстановил и медку немного накачал. Но и не забывал, он живой и пасеку не забудет. Как он тогда мне напомнил, кто хозяин на этой пасеке. Бди, пчеловод, бди… И я надолго пасеку не бросал. Однажды приехал из дома, смотрю: возле кустов жимолости сентябринки порваны, такие просветы и бросились в глаза. Я подошёл ближе. Да, мишка попасся, видимо, муравьёв копал. Вот он лазил по огороду, и вот следы к корыту с водой для пчёл. Э, да оно лежит на земле. Он, видимо, опрокинул его на себя и, испугавшись, на махах сиганул по медунице к лесу. Значит, он ходит вокруг. Останавливает провод, от сентябринок до него 2 метра. Но осмелеет, перепрыгнет, как другие. Что ему эти 60 сантиметров. К началу августа на пчёл нападает азиатский шершень. В ульях уничтожает всю лётную пчелу. Перед спариванием матки и труты шершня отъедаются пчелой и расплодом. Конечно, не медведь, но вреда пчёлам приносит много. Для их отлова ставлю бражку из вытопок рамок в стеклянные банки. Банки разношу под ульи и крыши построек и дежурю на пасеке с большой хлопушкой, бью их на прилётках и на лету. К концу июля одна из банок на углу моего домика, смотрю, валяется пустая. Я её поднял, опять налил на одну треть бражкой и поставил на место. Через день решил проверить – она опять валяется пустая. После третьего раза меня и осенило: Миша это скидывает и выпивает. И тропа набита. Другой зверёк не достанет. Значит, он подходит к пасеке, вокруг пасёт меня, ждёт момента моего отсутствия. И я пасеку уже старался не бросать одну. Но мёд нужно продавать, оформлять документы и отвозить в город. Выезжать надо и за продуктами.
8 августа я выехал домой и попросил заехать и подежурить Чурина. И он поехал девятого. Но 12-го он вернулся, меня не дождался. Рассказал:
– Когда пришёл на пасеку, ближний улей от дома (возле водяной скважины) лежал раскидан на боку. И весь третий корпус съеден медведем. Заходил медведь от угла дома. И туда же и корпус подносил. Так же заходил в холодное хранилище и несколько рамок там изломал. И ещё один улей был опрокинут от угла пасеки, но его он есть не стал. Остальные ночи он не приходил, и я бросил и приехал тебе рассказать.
– А спал ты в доме?
– Да, конечно.
Я, конечно же, всё понял. Миша попирует и сегодняшнюю ночь. Что тут скажешь такому пчеловоду, что и держит 5 ульев на этой пасеке, не пчеловодит и не подежурит? Тревога и обида закрались в мою душу. Во сколько ульев обойдётся его нетерпение? И на пасеку мне уже не успеть, и на послезавтра уже документы на провоз оформлены, и мёд загружать нужно. Да, малыш, ты как кость в горле. Всё, твоё время пришло – шарахну картечью, по-браконьерски, чтобы помучался помирая – заслужил. Закончить эту возню надо, следующую ночь нужно быть дома.
13 августа рано утром я с Людой еду на пасеку. В голове мысли приехать пораньше, чтобы собрать ещё, что там останется от съеденных ульев. Сколько сожрёт – уже не восстановишь к зиме. Когда приехали, смотрю, тот угловой валяется – раскидан напрочь. Верхний корпус оттащил за проволоку ограды. Возле его лежат только три уцелевших рамки, остальные в кустах, погрызены и мед, и деревяшки. Немного почерк другой, на малыша не похож. Но лакомился как хотел и тока не побоялся. Может, сразу провод перепрыгнул? А когда нёс корпус в кусты, порвал корпусом. Мелькнула мысль: может, другой медведь. Я сходил в холодное хранилище – да, рамки попорчены. Кроме того, лежат две банки пустые из-под бражки – вылизаны, нет в них ни пойманных шершней, ни ос, ни бабочек. На углу дома тоже банка вылизана лежит. Чего сомневаешься, малыш пудов сто. Легко ещё прошло, один улей. До конца дня мы наработались, жара была, парило за тридцать при высокой влажности. Я приготовил всё для встречи гостя и полез в палатку отлежаться или вздремнуть хоть немного. А Люда задремала в кресле на настиле. В начале шестого часа я вылез из палатки и решил умыться. Скинуть всю дремоту. Спустился по лестнице с настила. Настил – метра три продолжения чердака омшаника. Когда взял чайник с печки с тёплой водой и начал наливать воду в таз, слышу сквозь шум струи: вроде Люда что-то шепчет. Я перестал лить воду…