Нашли они след крупного секача-одиночки, который уже бросил стадо и бегал, изучал, где пасутся матки, когда загуляют и будут ли у него соперники. Его уже начал беспокоить инстинкт размножения. И потому он не лёг спать с ночи, а пробегал до утра, спать завалился под утро. Мужики обошли квартал леса, определили это по следам и примерное место лёжки, продумав ситуацию и место, решили брать загоном. Двум обойти опять квартал леса и стать на расстоянии видимости, примерно 150 метров друг от друга, и ждать гонимого зверя. Левченко был слеповат, медлителен, да и стрелок не ахти, хотя везуч. Зверь часто шёл на него, но результат был плохой. И решили – гнать ему по следу. А отец и Кезля пошли, как говаривали, на стоюны, в предполагаемый выход, на гон зверя. Секач проспал, подпустил медлительного Левченка, тихо и без криков шедшего по следу, и потому быстро рванул убегать от неожиданности. Но расчёты, опыт и знание местности не подвели охотников. Как говорят, на ловца и зверь бежит. Кабан мчался в 30 метрах от Кезли. И он успел сделать два выстрела с тулочки 16-го калибра. Но пули не попали по месту прицела, а всё же хорошо ранили секача. Да и не так оно просто – завалить двухсот килограммового кабана кругляшом и дымным порохом. Крепок на рану – крепок зверь. И пока в нём ещё был испуг, выстрелы не больно укусили, и были неожиданные, он и не свернул, а продолжил бежать по намеченному пути. Но ранение оказалось серьёзным, одна из пуль прошла по животу, а другая задела печень. Силы начали покидать животное, он перешёл на ровный бег с остановками и прислушиванием. После очередной остановки и вовсе шагом пошёл. Мужики собрались, осмотрели место, стрельбу, кровь, попадания и протропили по следу приличное расстояние. И решено было не гнать, дать успокоиться зверю. Выждать с часок, обойти квартал (разграничение леса на квадраты четырех метровыми просеками), в котором заляжет зверь. Охотники сразу делятся на две группы и обходят навстречу друг другу по просекам до следа, выхода зверя или встречи, если зверь залёг и не вышел с квартала. Обошли один квартал Кезля и Левченко с одной стороны и Илья – с другой. Встретились на следе. Кабан потянул кровавый след в другой квартал. Медленно с частыми остановками и даже уже пытался залечь недалеко от квартальной просеки. Всё, решили мужики, в этом квартале ляжет – точно ляжет, добывать будем тем же методом. И если сорвётся с лёжки, то и понятно, где будет идти.
– Мы перекроем с Левченком ему путь. А ты, Иван, пойдёшь гнать. Тебе и отвечать за недобитый горшок. Чтобы готовился к охоте серьёзней, стрелял лучше. Учись, тренируйся, с 30 метров упустить такую мишень, добычу непростительно. Пойдёшь тихо по следу, скрадывай молча. Возможно, залежится, подпустит, вот и исправишь свои ошибки. На охоту нужно готовиться, а не так на авось.
Иван и остался выжидать время, пока обойдут мужики квартал леса с обеих сторон и не станут на позициях. Перекрыть уход зверю. У нас говаривали, ждать и догонять – самое плохое время. Время тоскливое, тревожное… Но оно идёт, и Кезля выждал и тихонько пошёл по следу. А мужики сошлись, порадовались. В квадрате зверь, на нас и пойдёт, доберём. Есть надежда, если не затяжелел в лёжке. Заняли позиции и стали ожидать. Тихонько шёл Иван, весь собран, с остановками, всё просматривал впереди. Ружьё в руках, курки взведены, как говорят, на (товсь). И сердце стучало учащённо, вот невдалеке и граница квартала – просека. И мужики где-то рядом ждут, ни выстрелов, ни сигналов не было. Развязка где-то рядом – но где? Может, ушёл мимо стрелков не замечен? Да гляди лучше, Ваня, чудес не бывает. Вона видна куча, должно быть, хвороста складомер, сгнил, наверное, старый, копной выделяется. А снежок на ней вроде порушен, и след тянет к ней. Должно быть, там, за ней и улёгся. А снег порушен, поди, пнул лычем, вот снег и порушился.
В той давно уже истлевшей куче хвороста жили муравьи и опустились в землю на зиму. А секач, обойдя её, развернулся на свой след лычем и забрался внутрь. Тише, точно, видимо, лежит за ней. Иван медленно тянул ногу по снегу и ступал мягко, и был весь во внимании, напряжении, пальцы руки ощутили курки. Метров семь не дошёл он до кучи. И вдруг эта куча начала разлетаться, как от взрыва, и из неё вылетает чёрный секач – торпедой на охотника. В мгновение он направил стволы в раскрытую пасть секача. И не заметил, что когда выставлял ружьё в рывке, и прогремел сдвоенный выстрел. Ружьё громыхнуло ещё не в секача, а где-то рядом. Но стволы попали в пасть, и зверь налетел на них. Секач припёр Ивана спиной к сосне. Кабан напирал на Кезлю, а стволы лезли ему в горло. Иван отчаянно сдерживал натиск секача и в ярости тянул за спусковые крючки, не осознав, что ружьё уже разряжено в воздух. Но выстрела нет, не заметил. А секач свирепел, хрипел и надевался на стволы, мотал головой с клыками. Иван не робел, заталкивал стволы в пасть секача. Но тот напирал и мотал лычем ружьё и Ивана, полоснул одним клыком по мотне ватных штанов. Добрый лоскут от штанов и кальсон оторвался по швам от пояса и повис на коленях, обнажив голое брюхо. Мотнул секач головой ещё, и Иван ощутил на животе мокрый и скользкий удар лычем, и сильнее нажал на секача. Тот немного и начал слабеть, задыхаться и подаваться назад. Иван взглядом увидел весь низ своего живота в крови и кровавой пене. И тогда он испугался – «Вырвал он мне все кишки», – мелькнула мысль в голове. Древний славянский клич о помощи вырвался сам собой из его уст.