– Видишь, как оно… – зудит Михаил. – Ни капли с него не капнуло, вот… явно не тронуло его.
– Идём четвёртый выстрел смотреть. Вот тот просвет, в который я стрелял. Прыжок был явный через просвет, видимости.
И опять ни крови, ни шерсти, ни следов пули. И уже хотели пройтись по убегавшему следу, но я всё-таки заметил в полутора метрах от следа на метровой высоте плевок крови на орешине.
– Смотри, Фадеич, это же пуля «плюнула», пролетев сквозь тело?
– Да разве же это кровь после 12-го калибра? Нет, это вовсе не кровь, а так, и не понять что…
– Да не будем спорить, пойдём тропить, искать, пока всё не станет ясно до конца.
Трудна работа траппера, смотри всё и объясняй причину увиденному. Все следы нужно прочитать и не двигаться дальше, пока не прочтёшь. А их тут много. Стадо шло сюда, и побежал крупняк обратно. Крови нет и через 200 м. Но я всё-таки верил в себя, ружьё и пулю-кировчанку. На сотню метров она сохраняет энергию, почти не садится к земле и летит точно. А вот дырочка мелкая, и из сального зверя кровь редко идёт… Зверь наконец-то вышел на нетоптаный снег и пошёл шагом.
– Смотри, Фадеич, за стадом не пошёл и тихо пошёл. Может, разойдёмся на десяток метров? Где-то рядом, может залечь.
– Да уж, жди, так летел, а сейчас ляжет.
И мы потянули по следу внаглую. И спугнули с лёжки секача, метров 400 тропили. По времени долго. Лежал он на левом боку. Хорошая лужа крови под ним, и, видимо, с двух пробоин кровь шла. Пробоины рядом, в 6 сантиметрах одна от другой. Видимо, в районе печени. После оказалось, первая пуля не вышла из зверя, застряла в шкуре на выходе. А вторая прошла навылет. За собой вытянула «плевок» крови.
– Ну что, Фадеич, пойдём за ним. Будет идти до конца и не подпустит на выстрел. Нужно дать ему время успокоиться и покориться судьбе. Заляжет, затяжелеет, тогда и подпустит. Нужно чай варить.
Посидели у костерка, чай попили. Миша уже ни слова не говорил, только раскраснелся у костра. Солнышко уже пошло к земле. И мы разошлись на 25—30 метров и пошли скрадом. Я по следу, а он правее от меня. Ружья в руках, взведены и сняты с предохранителей. На -товсь, как говорится. И я что-то засмотрелся, слышу выстрел Фадеича. Куда, где, почём – лихорадочно смотрю по сторонам. Ничто нигде не побежало, вон и Фадеич стоит. А, вона и туша лежит, точно, это кабан. Просто лежит на брюхе, к земле прижался. Я ещё прохожу с десяток метров к секачу. Вижу, он смотрит на Михаила, меня не замечает. Я готов его добить в голову, в нём ещё много сил. А Кайдалов идёт к нему беспечно и поближе.
– Не порть патроны, Петро, я добил его.
Я тоже шагнул к зверю поближе. И вижу, секач готовится к последней схватке.
– Миша, он тебе сейчас покажет, как ты его добил. Стреляй ещё!
– Тогда погоди, не порть кировчанку, я сейчас найду, тут у меня есть старый заряд, кругляш на такой случай.
И он раскрыл ружьё и вынул со стволов оба патрона. Глаза опустил на патронташ, начал копаться в нём. Достал нужный патрон, зарядил один ствол. Прицелился. Курок щёлкнул по капсюлю, но выстрел не громыхнул. Секач взлетает и чёрной торпедой летит к Фадеичу. Я вскинул ружьё и навскидку выстрелил в голову вепря. Секач рухнул замертво. Миша стоял бледный как мел, ружьё опущено в руках. С минуту молчал. После заговорил:
– Хорошо, что ты стрельнул, попал.
Я сорвался, напомнил ему, что он не у тёщи на блинах и не в своём сарае хряка забивает. И что не мог попасть первым выстрелом, ружьё не зарядил как следует. Расклячился, как корова на льду. А побелел-то как, проснись, всё уже прошло. Везунчик…
– Да я тогда в голову метил, чтобы мясо не портить. И рядом же было, а так получилось.
– Получилось, что получилось. А вот патроны зачем такие днями таскаешь, жмот ты старый, давно их повыбрасывать надо было. Я же и ружьё опустил, когда ты сказал, что сам добьёшь. Еле успел стрельнуть. В рубашонке ты, Миша, родился. И чего подходил к нему так близко, он же на твой первый выстрел никак не отреагировал.
– Я потому и пошёл к нему, думал, всё, мёртв.
А пуля только шерсти немного сбрила со лба секача. И он повернул только голову на Фадеича.
Пока мы разделали тушу, сложили мясо на настил, который тут же и соорудили, 1,5-м высоты лабаз, накрыли мясо шкурой, стало почти темно. И Миша заныл: и где мы теперь, и ночлег не готовили, и дров тута почти нету, замёрзнем с твоей охотой.
– У костра ночевать не будем, не боись, сил у нас много. Разделывали, чай пили и ели. Сухую осину на надью искать поздно, и балаган делать некогда. И лапника тут нет. Так что потянем в свой центральный барачек. Ну, пусть в одиннадцать ночи, но доползём до нар и печки. Пока по компасу напрямик, а там волок буровиков, и без света узнаем, не перейдём. По нему и без фонарика в тайгу не свернёшь, радуйся, что жив и ноги целы.