На полицейских выбежала босоногая женщина, ее тело крыл панцирь насекомого из коричневого армированного стекла. Ниже ее спины жил своей жизнью костяной хвост из позвонков с зазубренным крюком на самом его конце как жало гигантского скорпиона.
Она резво запрыгнула на плечи одного бравого паренька, на секунду задержалась на нем, вцепившись жилистыми пальцами, перевернулась назад и, пронзив хвостом насквозь, сделала колесо, огрев мускулистыми ногами второго паренька, пробив тому горло все тем же хвостом. Маркус успел подбежать и вогнать выкидное лезвие промеж ее темно-синих глаз, красная полоска крови разрезала красивое лицо скорпионки напополам, и она упала навзничь, а ее хвост еще несколько мгновений продолжал атаковать воздух, пока Марк не наклонился и не сорвал с шеи мага амулет, и костяной хвост с зазубренным жалом замер. Маг-лжеангел изверг громоподобный клич, распростер ужасающие крылья за спиной.
В нишах показалось движение, и вскоре в зал вылезли две ожившие мумии в вуалях паутины. Двое погибших полицейских встали, их тела тотчас покрыли чумные язвы: мухи захватили их мозги, души несчастных пригодились лжеангелу-магу для мумий-миньонов.
Ханна окликнула занятого убийством двух зомби Маркуса:
- Живо дай мне масло!
Он достал из сумки фигуристый флакон и швырнул ей через половину зала.
Маг-лжеангел прикрывался крыльями от пронизывающих недвижимый воздух пуль, его миньоны-мумии атаковали полицейских юношей и Ханну, защищая создателя. Ханна ныряла под удары рук мумий, звякала шпага, точно булавкой бьющуюся из последних сил бабочку насквозь прокалывая лезвием тела противников, которые тут же падали замертво. Она подбежала к дьявольскому ангелу, он взревел и ударил крыльями воздух, отбрасывая противницу, но она не сдавалась, скача вокруг, как малый хищник, в жажде полакомиться более крупной и неповоротливой добычей. Ханна укрылась от ударов крыльев за резной колонной, судорожно вертя в пальцах флакон с эфирным маслом, пытаясь его откупорить, но пальцы соскальзывали.
Маг разрезал исполинским крылом колонну пополам, будто раскаленный нож масло, чудом не задев Ханну. Заливисто посыпались каменные осколки, облако серо-белой пыли поднялось непрозрачной стеной, позволив Ханне на мгновение скрыться от глаз колдуна. Она обежала его полукругом и, очутившись совсем рядом, бросила флакон, он лопнул на несколько лепестков стекла, окропив лицо мага эфирным маслом. Маг издал рык боли, его крахмально-белая кожа покраснела и пошла пузырями. Не теряя времени попусту, Ханна кинула в крылатого бородача бумажный ворох меток, чтобы он не успел опомниться, да и проткнула шпагой его под самый живот, поставив точку в его жизни и темных делах.
Несколько других мумий-миньонов колдуна сразу рассыпались в песок.
Четверо полицейских в упор стреляли в дряблую и мелкую старушку в плаще, пули рвали грязно-черную материю в лоскутки. Когда у молодцов закончились пули, старушка скинула свой дырявый плащ. Перламутрово-седые волосы, едва колышась, как водоросли под водой, закрывали жемчужным коконом овальное туловище в слизистых гнойниках и змеящихся проводков по телу. Ее коротенькие младенческие руки и ноги висели, но она уверенно шла, надвигалась как рок, и оставляла на пыльном полу следы невидимых босых ступней, летя по воздуху в двух ярдах над землей. Боем телекинетического кулака ведьма размозжила в кровавую кашу лицо полицейского бывшего к ней ближе всего, и разметала его друзей усилием воли выбросом невидимых, но ощутимых мозговых волн.
Никто из полицейских не смог понять, откуда ждать следующий удар, потому, что ментальные руки ведьмы оставались невидимы, и оказывались там, где их меньше всего ожидали. Она рвала каждого на половинки, свалив на паточно-липкий от крови пол груды мутно-серых внутренностей. Ханна подкралась сзади и попыталась вонзить шпагу в спину старухи, но та, завидев девчонку периферийным зрением, резво развернулась и бросила на нее каменную глыбу от порушенной колонны. Та ничуть не стушевалась, только вытерла тыльной стороной ладони свое лицо от пота. Ханна подняла с пола револьвер, но слишком поздно обнаружила, что тот был разряжен, а меток и вовсе не осталось.
В тот момент, когда колдунья чуть не убила ее, обрушив всю инфернальную силищу невидимых рук, раздался оглушающий выстрел и усиленный эхом собачий лай. Маркус стрелял из револьвера, и, колдунья развернулась, он пулей попал в, запрятанный в копне волос-щупалец, амулет на железном цветке лилии. Короткая ослепительная вспышка как от светошумовой гранаты, оглушительный хлопок, и овальное тело с детскими ручками-ножками повалилось на пол, взметнув в воздух скоп пылищи.